Заикин обогнал всех и первым подбежал к искалеченному горящему аэроплану.
Клотильда де ля Рош без сознания лежала под исковерканной конструкцией.
– Клава... Клавочка! – бормотал Заикин и расшвыривал тяжеленные огненные обломки в разные стороны.
Он схватил огромный остов фюзеляжа и с диким напряжением оторвал его от земли.
– Помогите, кто там есть!.. – закричал он, подставляя плечо под полыхающие шпангоуты.
И в эту же секунду к нему подскочили маленький, тщедушный Петр Пильский и великий князь Александр Михайлович.
Они перехватили у Заикина фюзеляж «Фармана».
– Держи! – крикнул Заикин и, нагнувшись, поднял окровавленную Клотильду на руки.
– Немедленно в мой автомобиль! – крикнул великий князь.
Несколько офицеров бросились на помощь великому князю и Петру Осиповичу Пильскому.
– Бегите за ним! – крикнул подполковник Ульянин Пильскому.
И Пильский побежал за Иваном Заикиным. Обожженный, с кровоточащими руками, в сгоревшей рубашке, Иван Заикин почти бежал с Клотильдой де ля Рош на руках.
За ним семенил Петр Осипович.
– К автомобилю, Ванечка... К автомобилю... – бормотал он.
Но Заикин ничего не слышал. Он смотрел в залитое кровью лицо умирающей любимой женщины и говорил ей на бегу!
– Клавочка... Родненькая ты моя! Это я во всем виноват, скотина я неграмотная. Не смог я твоего нисьмишечки прочитать раньше, все стыдился попросить кого-нибудь...
Де ля Рош открыла глаза, увидела Ивана и слабо улыбнулась.
– Бог ты мой, хорошо-то как! – обрадовался Заикин, и слезы потекли у него по лицу. – Петенька, очнулась она, слава тебе, Господи!
Де ля Рош с трудом сказала несколько слов.
– Что? Что она сказала, Петенька? – на бегу спросил Заикин у Пильского.
– Мне кажется, что я всю жизнь любила тебя, – перевел задыхающийся Пильский.
– И я тебя, солнышко ты мое, бесстрашная ты моя птичка... – сказал Заикин и беспомощно посмотрел на Пильского.
И Пильский повторил то же самое по-французски. Клотильда коротко спросила о чем-то, и Пильский тут же сказал по-русски:
– Я умираю?
– Нет! Нет! Нет! – закричал Заикин в ужасе. – Мы с тобой еще сто лет проживем! И все только счастливо, только счастливо! Мы с тобой над всей Россией летать будем!
И Пильский синхронно переводил Клотильде де ля Рош все, что кричал Иван Заикин.
Они бежали через все поле – Заикин, держа на руках Клотильду де ля Рош, и маленький задыхающийся Петр Осипович Пильский.
Де ля Рош слабо улыбнулась и произнесла два слова.
– Она просит поцеловать ее, – перевел Пильский.
– Сейчас... Сейчас...
Де ля Рош настойчиво повторила эти два слова. И Пильский снова перевел:
– Поцелуй ее.
Заикин замедлил бег и с великой любовью, боясь причинить ей лишнюю боль, поцеловал ее.
И в эту же секунду голова Клотильды де ля Рош откинулась, и глаза ее, устремленные в небо, застыли в мертвой слепоте.
Заикин остановился посреди поля, медленно опустился на колени, да так и остался, осторожно и нежно покачивая на руках тело Клотильды де ля Рош, словно не умерла она, а только уснула и он очень боится ее разбудить.
* * *
К одесскому вокзалу медленно подкатывал петербургский поезд.
В купе спального вагона молча сидели Заикин и Пильский. Вещи были собраны, котелки на головах. Сейчас выходить.
Остановился поезд. Пильский и Заикин встали, взяли свои вещи и, не говоря ни слова, пошли к выходу.
Афиши о полете Заикина украшали здание вокзала.
На перроне стояли Куприн, Ярославцев, Риго, франтик и Пташников. Чуть поодаль – группа чисто одетых торжественных амбалов. Старый портовый грузчик, который преподносил Заикину «козу» на арене одесского цирка, держал в огромной лапище один георгин.
Заикин и Пильекий сошли на перрон и сразу же попали в объятия встречающих.
Куприн тихонько сказал Заикину:
– Мы все знаем,. Ванечка.
Усы Заикина дрогнули.
– Тем лучше. Не будет нужды пересказывать.
Стоявший сзади всех Травин передал Пташникову хлеб-соль на вышитом полотенце, и Дмитрий Тимофеевич с низким поклоном протянул его Заикину.
– Ну, здравствуй, Иван Михайлович! – начал Дмитрий Тимофеевич. – Здравствуй, ты наш богатырь, превозмогший все науки ради большого и светлого...
– Здравствуй, Дмитрий Тимофеевич, – прервал его Заикин. – Здравствуй, благодетель ты мой...
Он сунул хлеб-соль франтику, который тут же отщипнул кусочек, попробовал и презрительно сказал Шарлю Риго:
– Чтоб я так жил, что эта краюха была испечена по случаю отмены крепостного права.
Поближе подвинулась группа огромных молчаливых грузчиков.
– Мы, Ванька, тебя провожали. Мы тебя и встречаем, – сказал старый амбал и протянул Заикину георгин.
Заикин крепко расцеловался с ним и сказал Ярославцеву:
– Откупи самый лучший ресторан на всю ночь! – Повернулся к старому амбалу и попросил: – Скажи всем портовым грузчикам, всей босоте приморской, кто меня помнит и любит, что Ванька Заикин приглашает их ужинать ради встречи. И пусть кто в чем приходят. Фраки не требуются. – И пояснил всем, кто его встречал: – Я сегодня хочу только со своими быть. Я последнее время терял близких мне людей, и в какую-то минуту показалось, что я остался совсем один. Вот я и хочу сегодня убедиться в своей ошибке...
* * *
В самом лучшем ресторане Одессы, среди плюша, амурчиков и золотой лепнины по стенам, шел дым коромыслом.
Гремел оркестр, метались затянутые во фраки официанты, плясали грузчики с портовыми босяками, шли споры про то, как ловчее спускать грузы в трюмы, рассказывались невероятные истории о легендарных силачах-амбалах и пелись разные песни. И ни одной женщины.
Куприн, Заикин, Ярославцев, Пильский, Саша Диабели, Риго и франтик сидели за отдельным столом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34