Владимир Владимирович Кунин
Шалаш


Рассказы Ц

Владимир Кунин
Шалаш

Когда-то я все хотел написать про это рассказ, но трусил. То есть не трусил, а просто отчетливо понимал, что его ни за что не напечатают. А так как я уже к тому времени достаточно удачливо работал в кинематографе – писал сценарии, то сочинять какой-то там рассказик «в стол» мне было не с руки.
Теперь же, когда прошло очень много лет и порядком поисписался, и мне все труднее и труднее выдумывать что-то новое, я стал лениво рыться в своей уже слабеющей памяти и с трудом выкапывать оттуда разные сюжетцы и случаи, сочиненные мною в той, прошлой, жизни или действительно когда-то произошедшие со мной или моими знакомыми.
Вовке – моему сыну – исполнилось тогда всего семь лет...
Представляете себе, как это было давно, если сейчас ему сорок два? И если этот рассказик прочтут или услышат люди примерно моего возраста, может быть, они припомнят, из чего складывалась их собственная бывшая жизнь, и, вероятно, посочувствуют моему сыну – маленькому Вовке и его приятелю – крохотному, худенькому армянскому мальчику с тяжелым булыжно-набатным именем Гурген.
Вовка и Гурген учились в первом классе, и в один из выходных майских дней я решил устроить им поездку за город. Несмотря на всю неверность моего сценаристского бытия – то густо, то пусто, – я был обладателем старой и раздолбанной «Победы», на которой нахально разъезжал по всему Ленинграду и его окрестностям, а иногда даже мотался на ней в Москву и Прибалтику.
После неожиданного увольнения из армии и еще более неожиданного отказа принять меня – военного летчика с серьезным и солидным налетом часов – в систему Гражданского воздушного флота я, чтобы не спиться от обиды и сознания собственной никчемности, пошел работать в такси обычным шоферюгой. Там же, в своем родном втором таксомоторном парке, за совершенно символическую плату я и приобрел этот механический полутруп автомобиля «Победа», это списанное страшилище, готовое спокойно умереть естественной смертью от изношенности и усталости. Так что Вовка родился уже при автомобиле...
На то время, когда ему стукнуло семь лет, а мне тридцать пять, за нашей, «Победой» тянулся шлейф пробега почти в полмиллиона километров! И тем не менее...
И тем не менее мы с маленьким Вовкой и его крохотным приятелем Гургеном могли в тот воскресный день поехать на этой «Победе» куда угодно – в Петергоф, в Гатчину, в Царское Село...
– В Разлив, – строго сказал Вовка.
– В шалаш... – прошелестел армянский мальчик Гурген.
– К дедушке Ленину, – сурово добавил Вовка.
– Нам задано... – еле слышно прошептал Гурген.
К шалашу Ленина ехать не хотелось смертельно!
Накануне там открылся новый грандиозный и уродливый Ленинский гранитный комплекс, и наши власти обязали «Интурист» возить туда всех иностранцев, посещавших Ленинград. Я как-то ехал в Разлив – посмотреть на это седьмое чудо партийно-политического света. Стоянка автомобилей была забита черными «Волгами» и интуристовскими автобусами; дорожки, выложенные мраморными плитками, вели к какому-то чудовищному сооружению из розового гранита величиною с самолетный ангар, отдаленно напоминающий жилище Гулливера в стране лилипутов.
Нет, в Разлив мне совершенно не хотелось ехать!..
Я представил себе, что нашу «Победу» придется оставлять черт знает где, а потом пешком топать до этого дурацкого каменного шалаша-гиганта, продираться сквозь тоскливые толпы туристов и гидов-переводчиков, воспевающих это эпохальное местечко на всех языках планеты...
Представил себе, как я жалким и заискивающим голосом вымаливаю у дежурных милиционеров разрешение пройти с детьми туда-то и туда-то, куда пускают только в так называемом «организованном порядке»... И ужас охватил все мое утренне-воскресное существо.
– Кем ЭТО вам задано?!. – в отчаянии заорал я.
Но ни мой полуеврейский Вовка, ни чистокровный армянский Гургенчик не испугались моего рыка. Чутким детским ухом они расслышали в моем грозном крике бессилие и обреченность, а посему храбро и твердо заявили:
– Марина Васильевна сказала, что мы все обязаны там побывать, а потом на уроке рассказать про наши чувства к дедушке Ленину.
Марина Васильевна – классная руководительница Вовки и Гургенчика – была очень даже сексапильной дамочкой, откровенно строила мне глазки на родительских собраниях, и я все ждал случая, чтобы захороводить эту Марину Васильевну в свою койку.
– Папочка, мы сейчас поедем в Разлив. В шалаш, – безапелляционно заявил Вовка, будто «папочкой» был он, а его семилетним сыном – я.
– В шалаш дедушки Ленина, – тихо уточнил маленький Гургенчик.
«Ну, я это тебе припомню, стерва!..» – мысленно пригрозил я Марине Васильевне. В то время мне еще даже очень было чем грозить!
Все – как и ожидалось... Хорошо еще, что удалось приткнуть машину неподалеку от Разлива, загнав ее в жидкие прибрежные кустики.
Неимоверное количество свезенных сюда людей грустными толпами слонялись по вылизанному Ленинскому комплексу.
Несчастные Вовка и Гургенчик растерянно разглядывали высоченное гранитное убожество, изображавшее «ПАМЯТНИК ШАЛАШУ ЛЕНИНА»..
– А в книге для чтения другой шалаш нарисован... Настоящий, – прошептал крохотный Гургенчик, а у Вовки задрожал подбородок.
Ах, как заныло у меня сердце!.. Как безумно стало жалко этих двух маленьких семилетних человечков, уже замордованных обязательным взрослым враньем.
И вдруг!..
Ну, прямо луч света в темном царстве... Неожиданно метрах в тридцати от главной мраморной аллеи я увидел настоящий шалашик, сплетенный из сухих веток и огороженный позолоченным канатиком на четырех невысоких золотых столбиках!
1 2