При этом молодой человек явно знал, что кое-какие подробности запрещено называть, что он не вправе приводить домой людей, не посвященных в тайну семьи, как и не должен сообщать посторонним адрес. Другое дело, гордость за отца, «выполнившего свой солдатский долг».
Достоверной выглядела и остальная информация. Николас Эйхман переписывается с девушкой, за которой ухаживает, и дает ей адрес общей знакомой. Если девушка удивится, он скажет, что дома у него слишком любопытны, а он уже вышел из возраста, когда его письма читают папа с мамой. Интерес госпожи Герман к Николасу тоже был понятен. Любая мать хочет знать, что за семья у парня, который ухаживает за ее дочерью. Ответ же Николаса, считавшего, что он имеет дело с немцами, тоже вполне естествен: отец служил в разных землях Германии, и это никак не должно вызывать подозрения. Разве были у Германов, живущих в Аргентине уже больше десяти лет, основания осуждать или ненавидеть офицера, «исполнившего свой долг перед Германией»? И разве мало было немецких офицеров, которые во время войны кочевали с места на место, по землям, оккупированным Германией?
Весьма возможно, говорил я себе, что господин Герман, как утверждает Гофштетер, человек легкомысленный и самоуверенный, но он проявил умение сопоставлять факты и делать выводы, и если он не ошибается в принципе, то поможет в опознании Эйхмана. А если его версия – фантазия, то чем это может повредить? Я решил одобрить рекомендации Гофштетера. Талми послали телеграмму с разрешением перевести деньги Герману и с адресом арендованного нами почтового ящика.
Гофштетер больше делом Эйхмана не занимался и вернулся к своим обычным обязанностям. Первое письмо от Германа по новому адресу датировано 19 мая 1958 года. Он подтверждал, что получил письмо от Хуперта и деньги, и докладывал о своих действиях в Буэнос-Айресе: 9 и 10 мая он проверил записи о купле-продаже земельных участков округа Ла-Плата и нашел, что 14 августа 1947 года некий Франсиско Шмидт, гражданин Австрии, купил у местного жителя участок по улице Чакобуко, №4261, в районе Оливос. Купчая была официально утверждена, и вскоре Шмидт приступил к строительству дома. Дом состоял из двух изолированных квартир, одна из которых выходила на улицу, а вторая – во двор.
В электрической компании Герман узнал, что в том доме установлены два счетчика: один на имя Дагуто, а второй на имя не то Клемента, не то Клементиса, причем, этот Клементис занимал квартиру, обращенную во двор. Имена жильцов в компании не знали.
В 1955 году Франсиско Шмидт продал незастроенную часть двора, а дом по сей день числится за ним.
Обдумав полученные сведения, Герман сделал вывод: этот Франсиско Шмидт и есть Адольф Эйхман, а счетчики в доме записаны на подставных лиц.
Герман писал: «Франсиско Шмидт и его семья живут в квартире, выходящей на улицу, а кто занимает другую, я еще не знаю. Но думаю, они посвящены в тайну Эйхмана. Судя по рассказам людей, видевших Шмидта, его облик вполне совпадает с описанием Эйхмана. Шмидт рассказывал, будто во время автокатастрофы он сильно поранил лицо. Все это давало основание полагать, что Франсиско Шмидт (он же Адольф Эйхман) сделал пластическую операцию лица».
После столь ясного и конкретного изложения в первой части отчета, вторая часть была для меня неприятным сюрпризом. Написанная туманно и путанно, она ставила под сомнение достоверность первой половины.
Герман писал: «После того, как я вторично посетил Буэнос-Айрес между 13 и 18 мая 1958 года, могу утверждать, что Адольф Эйхман прибыл в Аргентину в 1954 году и направился вглубь страны. Поэтому предстоят долгие поиски места, где он поселился, причем придется много раз ездить на север Аргентины, за тысячи километров, а это сложно и очень дорого».
Заканчивалось письмо так: «Если вы хотите, чтобы дело продвигалось, дайте мне возможность держать в руках все нити. Нет нужды повторять, что расходы будут огромны и я не смогу их оплатить из своего кармана. Как только вы отзоветесь и выполните мои требования, я отправлю новый отчет».
Я был озадачен. Если Герман уверен, что его дочь говорит правду, и если он утверждает, что Франсиско Шмидт – это Адольф Эйхман, зачем надо искать место, где поселился преступник в 1954 году, когда прибыл в Аргентину? Получается, как с тем охотником, который напал на свежий след зверя, но не идет по нему, а возвращается назад, чтобы найти, откуда зверь пришел. Если уж удалось установить, кто купил и кто построил домишко на улице Чакобуко, и найти людей, описавших этого человека, то зачем искать чего-то в «бескрайних просторах»? Почему не раздобыть еще несколько фактов, чтобы решить наконец, Эйхман или не Эйхман живет в Оливосе? И зачем Герману забирать «все нити» в руки?
Напрашивались два объяснения: либо Герман сочинил все от начала до конца с неизвестной нам целью, либо, начав с разумных действий, дальше запутался и сбился с пути.
Я дал указание написать ему, попросить объяснить противоречивую информацию и перевести ему все те деньги, о которых была договоренность. Одновременно Менаше Талми должен своими путями попытаться выяснить, есть ли основания считать Франсиско Шмидта Адольфом Эйхманом.
Вероятно, это стоило Талми немалых усилий, но наконец он ответил, что Шмидт не похож на Эйхмана, данные о семье Шмидта тоже не совпадают с данными о семье Эйхмана. Верно, дом на улице Чакобуко, №4261 принадлежит Шмидту, но он там не живет.
Сообщение Талми окончательно подорвало наше доверие к Герману. А он продолжал упорно стоять на своем: Шмидт – это Эйхман. В августе 1958 года я приказал постепенно прекратить связь с Германом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80