Позабыв об отдыхе и не дожидаясь приказа командующего, воины устремились вперед; они обгоняли знаменосцев, упрашивали их идти быстрее, — армия шла форсированным маршем и вскоре соединилась с войсками Цецины. Солдаты Цецины были настроены против Валента и жаловались, что он оставил их маленькую группу на милость несравненно более сильного неприятеля, который к тому же располагал свежими, отдохнувшими войсками. Говоря так, они, с одной стороны, льстили вновь прибывшим, приписывая решающую роль их армии, и в то же время снимали с себя обвинение в трусости и неспособности добиться победы. Хотя Валент действительно командовал почти вдвое большим числом легионов и вспомогательных войск, любимцем солдат все-таки оставался Цецина. Он находился в расцвете лет и сил, вызывал в людях безотчетную симпатию, а его радушие и щедрость привлекали к нему все сердца. Отсюда и пошла распря между полководцами. Цецина издевался над Валентом, называя его человеком подлым и грязным. Валент насмехался над Цециной, выставляя его гордецом и хвастуном. Однако оба, затаив ненависть, служили одному делу. Уже не рассчитывая на прощение, они без устали сочиняли памфлеты против Отона, в которых осыпали его самыми позорными обвинениями; из полководцев Отона ни один не писал ничего подобного, хотя Вителлий и мог бы дать для таких сочинений богатейшую пищу.
31. Пока оба они не погибли — Отон, стяжав громкую славу, а Вителлий — окончательно себя опозорив, римляне больше боялись бешеных вожделений первого, чем ленивого сластолюбия второго. Убийство Гальбы еще увеличило ненависть и страх, которые внушал Отон, Вителлия же, однако, никто не обвинял в том, что он развязал гражданскую войну. Своим обжорством и пьянством Вителлий позорил самого себя, в то время как распутный, жестокий и наглый Отон казался опасным для государства.
Когда войска Цецины и Валента соединились, вителлианцы решили больше не медлить и дать сражение всеми имевшимися у них силами. Отон со своей стороны тоже начал задумываться, стоит ли ему и дальше затягивать войну или лучше попытать счастья в решающей битве.
32. Светоний Паулин, считавший, что репутация самого искусного полководца своего времени дает ему право судить об общем ходе кампании, настаивал на том, что поспешность выгодна только противнику, а в интересах отонианцев — всячески затягивать военные действия. «В Италию спустилась вся армия вителлианцев, — говорил он, — в тылу у нее почти не осталось резервов. Между тем в галльских провинциях зреет бунт, а снять войска с берегов Рейна нельзя, ибо это грозит вторжением враждебных племен. Британские легионы отрезаны от нас морем, да и враг, с которым им там приходится иметь дело, приковывает их к месту. Войска, сосредоточенные в Испании, не так уж велики. Нарбоннская провинция не в силах еще прийти в себя от страха после проигранного сражения и нападения нашего флота. Транспаданская Италия не может рассчитывать на помощь с моря, с суши ее окружают Альпы; край этот опустошен прошедшими здесь войсками и не в состоянии обеспечить армию продовольствием, без продовольствия же не может продержаться долго ни одно войско. Германцы, представляющие для нас наибольшую опасность, плохо переносят непривычный им климат, и если нам удастся затянуть боевые действия до лета, они совсем выбьются из сил. Многие войны, бурно, с успехом начатые, затянувшись и утомив всех, кончались ничем. Напротив того, все, что есть в мире надежного и сильного, — все на нашей стороне: хорошо отдохнувшие и крепкие духом армии Паннонии, Мёзии, Далмации и восточных провинций; Италия и Рим — столица мира, его сенат, его народ, — имена эти не померкли, хоть тень иногда и падала на них; несметные сокровища, принадлежащие государству и частным лицам, огромные суммы денег, которые в пору гражданских смут важнее оружия; солдаты, либо привыкшие к Италии, либо служившие в местах, где они научились переносить еще большую жару. Нас прикрывают река Пад и города с сильными гарнизонами и крепкими стенами, из которых, как показал пример Плаценции, ни один не уступит врагу. Надо, следовательно, затягивать войну. Через несколько дней здесь будет четырнадцатый легион, а с ним мёзийские войска. Тогда мы сможем снова обсудить положение, и если уж принимать бой, то располагая б?льшими силами, чем теперь».
33. Марий Цельз поддержал доводы Паулина; послали узнать мнение Анния Галла, который за несколько дней до того упал с лошади и лежал больной; он велел отвечать, что думает то же самое. Тем не менее Отон был склонен принять сражение. Брат его Тициан и префект претория Прокул, оба люди неопытные, и слышать не хотели о промедлении. Они уверяли, что судьба, боги, удача, неизменно сопутствующая Отону, — все будет на их стороне, если только они рискнут, и, стремясь пресечь всякие возражения, подкрепляли свои доводы лестью по адресу принцепса. После того как было решено дать сражение, возник вопрос, участвовать ли императору в битве или находиться вдали от нее. Те же злополучные советчики настояли, чтобы Отон уехал в Брикселл и там, не подвергаясь случайностям и риску, сосредоточился лишь на самых главных вопросах управления государством и общем руководстве империей. Паулин и Цельз на этот раз не возражали, опасаясь создать впечатление, будто они хотят подвергнуть опасности жизнь принцепса. Этот день и положил начало бедствиям отонианцев: с принцепсом ушла значительная часть войска, состоявшая из преторианских когорт, наиболее заслуженных солдат и отрядов конницы; оставшиеся пали духом, ибо к полководцам они относились подозрительно и верили одному только Отону, который и сам по-настоящему полагался только на солдат.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102