И они приписывают (совершенно ложно) сообщения о голоде «людям, которые редко имели возможность проникать в районы, охваченные голодом»![ Там же, с.262.

]
Но даже признаваемые ими незначительные нехватки продовольствия Веббы приписывают «нежеланием сельских тружеников сеять… или собирать пшеницу после жатвы.»[ Там же, с.282.

] Они даже говорят о «населении, явно виноватом в саботаже»[ Там же, с.263.

], а вот на Кубани «целыми деревнями упрямо уклонялись от сева или жатвы»[ Там же.

]. Они даже изображают «крестьян-единоличников», которые «назло выбирали зерно из колоса или просто срезали целый колос и уносили его к себе в тайники; такая бесстыдная кража общественной собственности.»[ Там же, с.261.

]
Они приводят без всякого комментария признание одного из мнимых украинских националистов, которое цитировал Постышев, что именно эти националисты своей агитацией и пропагандой добивались саботажа урожая в деревнях[ Там же, с.248.

]. Заявление Сталина на январском пленуме 1933 года о дальнейших мерах по изъятию не существующего зерна на Украине Веббы рассматривают как «кампанию, которая по смелости мысли и силе исполнения и по размаху ее операций не имеет, с нашей точки зрения, аналогии в анналах мирного периода истории какого-нибудь правительства»[ Там же, с.276.

].
Что же касается источников, на которые опираются Веббы, то они часто ссылаются, например, на «компетентных исследователей». Они приводят высказывание одного из таких «компетентных», который заявляет, что теперь крестьяне хотят иметь собственный дом или плуг не больше чем рабочий хотел бы иметь свою собственную турбину, а предпочитают они вместо дома и плуга получать деньги, чтобы жить лучше – у них «духовная революция».[ Там же, с.266–267.

]
По поводу коллективизации Веббы одобрительно цитируют коммунистку Анну-Луизу Стронг, которая в противовес существующему на Западе предположению, что высылка кулаков была делом рук «мистически вездесущего ГПУ», пишет, что решалась она на «деревенских собраниях» бедняков и сельскохозяйственных рабочих, которые составляли списки кулаков, препятствовавших коллективизации с помощью силы и жестокости, и «просили правительство выслать их… Я лично посещала такие собрания, и они были юридически более серьезными, а обсуждения, проходившие на них, были более уравновешенными, чем любой судебный процесс, на котором я присутствовала в Америке.»[ «Нью-Йорк таймс» от 13 сентября 1933.

]
Излюбленным источником Веббов в их анализе периода голода является корреспондент «Нью-Йорк таймс» Уолтер Дюранти, деятельность и влияние которого заслуживают специального рассмотрения.


* * *

Как ближайший западный сотрудник в изготовлении советских фальсификаций, Уолтер Дюранти достиг всех возможных привилегий, вплоть до похвал самого Сталина и интервью с ним. И одновременно он пользовался безмерным поклонением в значительных кругах Запада.
В ноябре 1932 года Дюранти объявил, что «нет ни голода, ни смерти от него, и не похоже, чтобы это произошло в будущем».
Когда же о голоде стало широко известно на Западе и о нем писали в его же газете и его же коллеги, он перешел от отрицания к преуменьшению. Все еще не желая признать голод, он теперь говорил о «плохом питании», о «нехватке продовольствия», о «пониженной сопротивляемости».
23 августа 1933 года он писал: «Всякое сообщение о голоде в России является сегодня либо преувеличением, либо злостной пропагандой», и дальше: «Нехватка продовольствия, которую в последний год испытывает почти все население и, в особенности, хлеборобные области – Украина, Северный Кавказ, район Нижней Волги, – привела к тяжелым последствиям – большой потере жизней». Он прикидывает, что число смертей почти в четыре раза превышает нормальное: в перечисленных им областях обычная цифра «составляла 1 000 000», а вот теперь она, вероятно, «по меньшей мере, утроилась».
Такое признание двух миллионов экстраординарных смертей вызывало у него сожаление, но не истолковывалось как факт чрезвычайной важности и не приписывалось голоду. (Более того, он объяснил это явление частично «бегством одних крестьян и пассивным сопротивлением других».)
В сентябре 1933 года он был первым корреспондентом, которого пустили в районы голода, и, посетив их, он написал: «Пользоваться словом „голод“, говоря о Северном Кавказе, является чистейший абсурдом», добавив, что теперь он понимает, насколько «преувеличенными» оказались его первоначальные подсчеты коэффициента избыточной смертности, по крайней мере, для этого района. Он также рассказывал об «упитанных младенцах» и «жирных телятах», типичных для Кубани[ Депеша британского посольства от 16 сентября 1933.

]. (Литвинов счел полезным процитировать эти депеши конгрессмену Копельману в ответ на его письмо с запросом о голоде.)
Дюранти обвинял в распространении слухов эмигрантов. Они якобы делали это, вдохновленные взлетом Гитлера, и упомянул про «Берлин, Ригу, Вену и другие города, где циркулируют сейчас слухи о голоде, распространяемые элементами, враждебными СССР. Они предпринимают последнюю попытку помешать американскому признанию СССР».
Репутация, какую Дюранти (англичанин по подданству) обрел к осени 1933 года, сухо выражена в депеше британского посольства о его визите в хлебные районы Украины: «У меня нет сомнения, что он не встретит трудностей в получении достаточного количества материала в часы своих поездок, и это даст ему возможность утверждать все, что вздумается, по возвращении».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188