Когда все солдаты, за исключением часовых на улицах, сели на суда, генерал попросил к себе городского голову, судью и других представителей городской администрации. Те тотчас же явились к генералу, с большим трудом скрывая под внешним спокойствием тревогу, вызванную необъяснимыми для них передвижениями войск, а также полученным ими приказанием явиться к генералу.
Несмотря на быстроту, с которой совершалась посадка солдат, было уже девять часов утра, когда она закончилась.
В ту минуту, когда генерал намеревался заговорить с представителями города, к нему подошел полковник Мелендес и, поклонившись, сказал:
— Генерал, то лицо, о котором я имел честь вам говорить, желает быть представленным вам.
— А-а! — воскликнул генерал, покусывая кончик своего уса с ироническим видом. — Так он здесь?
— Так точно, генерал. Я обещал ему представить его вашему превосходительству.
— Отлично! Просите эту особу войти.
— Как? — воскликнул полковник с удивлением. — Вашему превосходительству угодно говорить с этим человеком при свидетелях?!
— Конечно, и я сожалею, что свидетелей так мало. Приведите эту особу, мой друг.
— Ваше превосходительство, хорошо ли вы обдумали приказание, которое я имел честь получить?
— Карамба! Конечно! Вот увидите, мой друг, вы останетесь довольны тем, что я намереваюсь сделать.
— Так как вы этого требуете, генерал, — ответил полковник нерешительно, — то… мне остается только повиноваться.
— Да, да, мой друг, повинуйтесь и будьте спокойны.
Полковник вышел без дальнейших возражений. Через несколько минут он появился снова в сопровождении Джона Дэвиса.
Американец переменил платье, которое было на нем ночью, заменив его на более соответствующее настоящему случаю. Он держался важно, и походка его была горделива, но вместе с тем проста и непринужденна. Войдя в зал, он изящно поклонился генералу и уже хотел заговорить с ним, но тот жестом остановил его, вежливо ответив на поклон.
— Извините, кабальеро, будьте так добры подождать несколько минут. Может быть, после того, что вы здесь услышите и что я буду иметь честь сказать этим господам, вы сочтете вашу миссию оконченной.
Американец поклонился в знак согласия.
Генерал обратился к присутствующим представителям городской власти.
— Сеньоры кабальеро, — сказал он им, — приказания, только что полученные мною, вынуждают меня немедленно покинуть ваш город вместе с войсками, которыми я имею честь командовать. На время моего отсутствия я оставляю на ваше попечение все дела. Я убежден, что вы в любом случае будете поступать осторожно, соблюдая наши общие интересы. Только берегитесь подпасть под влияние дурных советов! По моему возвращению — отсутствие мое будет непродолжительным — я строго потребую от вас отчета во всех ваших действиях! Теперь взвесьте хорошенько мои слова и будьте уверены, что ни один из ваших поступков не останется тайной для меня.
— Так вот по какому поводу совершилось передвижение войск сегодня утром. Вы действительно уезжаете? — спросил городской голова.
— Вы слышали меня, сеньоры кабальеро!
— Мы слышали вас, генерал, но, в свою очередь, как городской голова, я осмелюсь спросить вас, по какому праву вы, военный губернатор этого штата, покидаете один из главных его портов и предоставляете город самому себе в таких критических обстоятельствах, когда мятеж уже стучится к нам в дверь, и при этом покидаете его, не сделав ни малейшего усилия защитить нас? Поступать так, значит ли действительно быть защитниками этого несчастного края? Нет! Это значит отдать его в жертву анархии, которая, как вы это знаете сами, еще не наступила только потому, что присутствие войск сдерживало бунтовщиков. Генерал, мы не примем бремени, которое вы намереваетесь свалить теперь на нас; мы не желаем брать на себя такой тяжелой ответственности; мы не хотим исправлять чужие ошибки! Не успеет последний мексиканский солдат покинуть город, как мы все подадим в отставку, не желая жертвовать собой ради правительства, поведение которого, по нашему мнению, отличается таким эгоизмом и такой холодной жестокостью! Вот что я желал сказать вам, генерал, от себя лично и от имени своих коллег. Теперь — дело ваше, поступайте по собственному усмотрению. Вы предупреждены, что никоим образом не можете рассчитывать на нас.
— А-а! Сеньоры кабальеро! — вскричал генерал, гневно нахмурив брови. — Так вот как вы хотите поступить? Берегитесь! Я еще не уехал, я еще хозяин в Гальвестоне. Перед отъездом я могу поступить с примерной строгостью с кем мне будет угодно!
— Сделайте это, генерал. Мы безропотно покоримся всему, чему вы пожелаете нас подвергнуть, будь то даже смерть!
— Отлично, господа! — продолжал генерал голосом, сдавленным от гнева. — Если так, я предоставляю вам теперь поступать, как вам заблагорассудится. Но, может быть, скоро я потребую от вас строгого отчета в ваших поступках!
— Не от нас вы получите этот отчет, генерал, потому что ваш отъезд будет сигналом нашей отставки!
— Итак, стало быть, вы отдаете страну в жертву анархии?
— Что же нам делать? Какие средства имеем мы в нашем распоряжении, чтобы помешать этому? Нет, нет, генерал, не к нам должны относиться все эти упреки!
Генерал Рубио в глубине души сознавал справедливость этих слов. Он ясно видел, сколько было в его поведении холодной и расчетливой жестокости по отношению к населению, которое, оставаясь теперь абсолютно беззащитным, могло легко стать жертвой низменных страстей. К несчастью, ничего другого нельзя было сделать: удержать город было невозможно, стало быть, оставалось его покинуть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94