Страх есть не что иное как инстинкт самосохранения, нервное движение, не зависящее от нашей воли и заставляющее нас угадывать опасность. Страх нисколько не бесчестен: всякому в своей жизни приходится не раз его испытывать; отрицающий его — животное. Я никогда не мог видеть дуло ружья, направленного на меня, не почувствовав внутреннего холода или, попросту, страха.— Тот, кто сознается так откровенно в чувстве, которое всякий старается скрыть, должен быть храбрым. Но оставим этот разговор до более удобного времени, а теперь поясните, пожалуйста, свою мысль.— Это не долго, сеньор. По-моему, ни одно место не подходит так для засады, как это.— Вы хотите сказать, что…— Что если на нас нападут, так непременно здесь.— Гм! место действительно пользуется дурной славой, но уже давно в стране ничего не слышно было о подобных нападениях, и ничто не заставляет нас предположить, что теперь дело изменилось.Канадец покачал головой и тем обеспокоил графа.— Друг мой, — сказал тот, — говорите яснее, я мужчина. Следует нам чего-нибудь опасаться или нет?— Да, — отвечал Оливье.— Вы думаете?— Нет, я уверен!— Однако, мы до сих пор ничего не заметили.— Вы — без сомнения, — прервал его охотник. — Вы, чьи чувства притуплены долгим пребыванием в городах, не заметили ничего. Но я, привыкший к жизни в пустыне, в десять минут собрал столько доказательств, что не сомневаюсь на этот счет. Повторяю вам, на нас нападут. Может быть, в течение часа. Наверняка — на закате солнца.— Скажите мне, какие же следы вы открыли.— Для чего, сеньор? Лучше воспользоваться оставшимся временем, чтобы приготовиться к нападению.— Я требую объяснений не потому, чтобы не верить вам или вашей опытности, а потому, что я вижу в этом что-то необычайное и хочу его проверить.— Наклонитесь! — сказал охотник.Граф повиновался.Сумах слегка отстранил несколько листьев и указал на совершенно ясный отпечаток на сырой земле.— Что это? — спросил с удивлением и страхом граф.— Это следы военного мокасина, — отвечал спокойно охотник. — Теперь не двигайтесь, пока я буду на разведке. Менее чем через полчаса мы узнаем, кто наши враги и сколько их.Не дожидаясь ответа графа, канадец сошел на землю, скользнул в кусты и исчез, прежде чем его собеседник опомнился от изумления.Граф и солдаты его, храбрые в схватках с цивилизованными врагами, питали к дикарям инстинктивный страх, который, в случае вероятной борьбы, должен был неминуемо привести к их гибели, если бы с ними не было человека, опытности и верности которого они доверяли.Это доверие канадец, которого утром они считали не только чужестранцем, но почти врагом, заслужил в несколько часов. Что касается его опытности, то он дал несомненное доказательство ее. Таким образом, испанцы решились следовать советам этого человека и следовать беспрекословно его приказаниям, убедившись, что от послушания и быстроты действий зависит их спасение.Отсутствие канадца продолжалось не дольше, чем он обещал. Он внезапно появился среди путешественников, так что они не слышали его шагов.— Ну! — спросил его граф. — Что нового? Вы ошиблись?Сумах отвечал смехом.— Я — ошибся? Черт возьми, разве это возможно!— Итак, нас преследуют индейцы?— Преследуют и опережают, мы находимся между двух огней.Испанцы при этом известии почувствовали, как по телу их пробежала дрожь ужаса.— Они многочисленны? — продолжал граф.— Нет, их немного: зная малочисленность нашего отряда, они сочли излишним привлекать большие силы.— А! А! Так по вашему мнению у нас есть шансы на успех?— Они всегда есть, когда рассчитываешь на них! — наставительно проговорил канадец.— Сколько же их приблизительно?— Я скажу вам точную цифру, потому что сосчитал их до последнего. Первый отряд, находящийся позади нас, состоит только из двенадцати человек.— Гм! — вскричал граф. — Вы находите, что это немного?— Вы не подумали, — с живостью отвечал канадец, — что нас семеро.Граф покачал головой, мало убежденный логикой такого заключения.— Продолжайте. — сказал он. — А второй отряд, находящийся перед нами?— Этот многочисленнее: он состоит из девятнадцати воинов, между которыми я видел несколько человек с волчьими хвостами у пят, т. е. храбрецов.— Caramba! — вскричал граф с плохо скрытым страхом. — Тридцать один воин! И вы находите, что это немного для семи человек!— Я не знаю, большую ли угрозу составляет тридцать один воин для семи белых, — сухо отвечал канадец. — Могу только сказать, что мой друг, Лунный Свет, и я часто вдвоем сражались с гораздо большим числом краснокожих в худших положениях, чем наше теперешнее. Ах! если бы был здесь Лунный Свет, я не нуждался бы ни в ком другом, чтобы разбить этих негодяев.Слова канадца произвели возбуждающее действие на испанцев.— Послушайте, — сказал Сумах, — спешите принять какое-нибудь решение. Предупреждаю, что время не ждет, бегство невозможно для вас. Что касается меня, то не беспокойтесь, я всегда сумею устроиться. Вы можете выбирать одно из двух: или храбро защищаться, или сдаться без сражения. В первом случае вы имеете шансы убежать или, по крайней мере, быть убитыми. Во втором вы станете трофеями войны, и знайте, что краснокожие мучают белых, попавших им в руки с дьявольским искусством.— Наш выбор ясен, — отвечал решительно граф, — мы защищаемся.— Хорошо, — сказал канадец, — вот слова мужчины.— Мы только не знаем, как поступить, чтобы продать свою жизнь возможно дороже.Канадец задумался.— Да, — сказал он через минуту, — я не могу скрывать ничего: ваше спасение зависит не только от вашего решения, но еще и от умения сражаться. Краснокожие хитры, вы можете их победить только хитростью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98