— Здесь, — сказал владелец гасиенды, приглашая гостя садиться, — мы можем поговорить без помех, в свое удовольствие!— Но уверяю вас, что нам не о чем говорить! Впрочем, если вы желаете поболтать, пока мои слуги седлают лошадей, это доставит мне большое удовольствие.Произнеся это, граф сел.— О! О! — возразил с улыбкой хозяин. — Неужели вы так скоро уедете? Я не хочу этому верить. Честь моего дома требует, чтобы старые друзья, мой дорогой граф, расстались довольные друг другом, а все обязанности гостеприимства были исполнены.— Мой дорогой дон Аннибал, — отвечал граф осторожно. — В наше время обязанности гостеприимства стали слишком слабыми узами и не могут задержать никого.— Не думайте так! — с живостью вскричал дон Аннибал. — Дружба имеет неотъемлемые права: находясь в двух противоположных лагерях, мы должны еще более уважать друг друга.— К несчастью, дон Аннибал, дружба редко может противостоять политической ненависти. Если не существует согласия в образе мыслей, то, как бы велика ни была симпатия, дружба сменяется равнодушием, от которого один шаг до ненависти.— Надеюсь, вы еще свободны от нее, мой дорогой граф. Наша дружба не может ослабеть, так как она покоится на слишком твердом основании, на клятве мстить сообща.Лоб графа сморщился и брови его нахмурились под влиянием тяжелых мыслей.— Да, — произнес он, — вы правы, дон Аннибал, мы поклялись вместе совершать мщение. Что бы ни произошло, я сдержу свою клятву!— Может быть, — подхватил владелец гасиенды, — час возмездия ближе, чем вы думаете.— Правда, дон Аннибал? — вскричал граф, порывисто вставая с места. — Неужели мы, наконец, достигнем цели, которой так давно добиваемся?— Я так думаю, граф. Кажется, след найден.— Говорите! Говорите! Что вы узнали, мой друг?— Говорить теперь было бы неосторожно. Я не хочу полагаться на авось, но через несколько дней…— Ну, — перебил графе досадой, — у меня больше побуждений к мщению, чем у вас. Мой убитый брат, мой похищенный и, может быть, также убитый сын, кровь их требует наказания убийц.— У меня же, граф, нежно любимая супруга, потерявшая разум, и дочь, едва избежавшая ужасных объятий змеи. О, поверьте, я страдаю не меньше вас, все мое счастье разбито!Наступила минута горестного молчания. Оба собеседника, откинувшись на спинки стульев и уронив головы на руки, погрузились в печальные размышления. Наконец, владелец гасиенды прервал молчание.— Итак, — сказал он, — я думаю, что нам не мешает сговориться насчет этого дела, но разговор затянется, так как мне нужно многое вам передать. Вы хорошо сделаете дорогой граф, если отложите свой отъезд до завтрашнего дня и согласитесь провести ночь под моей кровлей.— Но я поставлен, дон Аннибал, в исключительное положение. Люди, собравшиеся в гасиенде, имеют основание считать меня своим врагом, может быть, даже шпионом. Я не хотел бы…— Что касается этого, дорогой граф, то, благодаря бога, хорошо известная честность ваша ставит вас вне подозрений. И кто знает? Может быть, ваше пребывание здесь окажется даже полезным для дела, которому вы служите.— Что вы хотите сказать этим? Объяснитесь, прошу вас. Я не понимаю, друг мой!— Скоро вы меня поймете, но теперь я не хотел бы останавливаться на этом.— Хорошо, я подожду более удобного момента.В это время портьера откинулась, вошел дон Мельхиор.Он поклонился.— Э, дон Мельхиор, каким ветром вас занесло сюда? — спросил его с улыбкой дон Аннибал.— Люди господина графа готовы к отъезду, отец, — отвечал он. — Они ожидают только своего начальника.— Потрудитесь сказать им, милое дитя, — отвечал владелец гасиенды, — чтобы они поставили лошадей под навес и отпрягли мулов. Его светлость не едет сегодня, он намерен провести ночь в нашем скромном доме.— Однако… — начал граф.— Вы обещали! — с живостью прервал его дон Аннибал.— Ну хорошо! — согласился граф, устремив глаза на молодого человека, скромно остановившегося у порога.По знаку дона Аннибала Мельхиор поклонился и вышел.— Разве у вас не служит более старый мажордом? — спросил граф.— Нет, он служит по-прежнему. Почему вы интересуетесь этим?— Я принял этого молодого человека за его заместителя.— О нет, это не слуга.— А!— Это сирота, воспитанный мной.— Я в первый раз вижу его у вас.— Вы не замечали его до сих пор.— Вероятно, — отвечал граф, подавляя вздох. — Почему-то мне кажется знакомым его лицо, оно не выходит у меня из головы. Давно вы взяли его к себе?— Минуло шесть лет, как Сотавенто привел его ко мне. Я думаю, что он индейского происхождения, хотя черты его лица выразительнее, чем у краснокожих, а цвет кожи почти белый. Но это ничего не доказывает: на границах часто происходит смешение рас.— Правда! — согласился граф, проводя рукой по лбу, словно желая отогнать докучную мысль.— Теперь, — продолжал дон Аннибал, — решено, что вы остаетесь до завтра?— Только до восхода солнца! — перебил граф.— Хорошо, — сказал владелец гасиенды. — Позвольте мне передать одно поручение: отец Пелажио просит вас уделить ему несколько минут.— Не знаю, позволительно ли мне вступать с названным лицом в конфиденциальные переговоры. Впрочем, чтобы не обижать вас, мой дорогой дон Аннибал, и доказать свое миролюбие, я согласен исполнить желание отца Пелажио с тем, однако, условием, чтобы вы присутствовали при этой беседе.— Ваша светлость угадали мое желание! — сказал входящий священник.— Вы подслушивали, сеньор? — произнес свысока граф.— Нисколько, кабальеро, но, отворяя дверь, я невольно услышал ваши последние слова и не счел нужным скрывать этого.— Хорошо, сеньор, я вас слушаю, только, пожалуйста, покороче!— Мы, как и вы, кабальеро, сожалеем о бедственном положении нашей несчастной страны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98