Говорите, я слушаю.
— Зачем мне рассказывать вам о том, что вам малоинтересно? Вы свободны, этого должно быть вам достаточно.
— Нет, этого мне недостаточно. Правда, я свободен, но как я таким сделался? Вот чего я не знаю и о чем имею право вас спросить.
— Повторяю, рассказ об этом вам малоинтересен — но, впрочем, так как он позволит вам составить лучшее мнение о своем бывшем хозяине, то я не стану более отказываться вам его передать. Слушайте же меня.
После этого вступления Транкиль во всех подробностях рассказал о том, что произошло между ним и работорговцем, и, заканчивая этот рассказ, произнес:
— Ну, теперь вы довольны?
— Да, — отвечал негр, слушавший с самым напряженным вниманием. — Я знаю, что после Бога я всем обязан вам, об этом я не забуду никогда. Каковы бы ни были обстоятельства, в которых мы можем очутиться, вам не придется напоминать мне об уплате долга.
— Вы мне ничего не должны, теперь вы свободны, ваше дело воспользоваться этой свободой, как должно человеку прямодушному и честному.
— Я постараюсь не оказаться недостойным того, что Бог и вы сделали для меня. Я искренно благодарен также и Джону Дэвису за доброе чувство, которое побудило его внять вашему совету. Быть может, я буду в состоянии, если представится случай, оказать ему за это какую-нибудь услугу, и я не буду этого избегать.
— Прекрасно! Мне приятно слышать от вас такие слова — это мне показывает, что я не ошибся на ваш счет. Что же намерены вы теперь предпринять?
— А что бы вы мне посоветовали?
— Вопрос, с которым вы ко мне обращаетесь, серьезен — не знаю, как вам на него ответить. Выбор занятия — всегда дело очень трудное, необходимо зрело подумать перед тем, как принять на этот счет какое-либо решение. Несмотря на мое желание быть вам полезным, я не хотел бы рисковать и давать вам совет, которому из уважения ко мне вы бы последовали и который впоследствии заставил бы вас пожалеть об этом. Кроме того, я человек, жизнь которого уже с семилетнего возраста постоянно проходила в лесах, следовательно, я мало знаком с тем, что принято называть светом, чтобы отважиться советовать вам вступить на тот путь, дурные и хорошие стороны которого мне неизвестны.
— Это мне кажется совершенно справедливым, однако я не могу так жить, я должен найти какой бы то ни было выход.
— Сделайте вот что.
— Что?
— Вот вам ружье, нож, порох и пули. Прерия открыта перед вами, ступайте, попробуйте пожить несколько дней на свободе в этих местах. За время долгих часов охоты вы подумаете о выборе профессии, которой вы желаете себя посвятить, взвесите в уме выгоды, которые вы надеетесь из нее извлечь. Затем, когда ваше решение будет принято окончательно, ну, тогда вы повернетесь спиной к прерии, направитесь в обжитые места, и так как вы человек деятельный, умный и честный, то я уверен, что вы будете иметь успех на избранном вами поприще.
Негр тряхнул несколько раз головой.
— Да, — сказал он, — в том, что вы мне предлагаете, есть хорошие и дурные стороны, но это не совсем то, чего бы я желал.
— Так объяснитесь же, Квониам, я подозреваю, что на языке у вас вертится что-то, чего вы не решаетесь сказать.
— Это правда, я не был с вами откровенен, Транкиль, я виноват, теперь я в этом сознаюсь. Вместо того, чтобы притворно спрашивать у вас совета, которому я не имел ни малейшего намерения следовать, мне следовало бы прямо изложить вам свои мысли, это было бы лучше всего.
— Ладно, — со смехом заметил охотник, — говорите.
— Ну, право, почему мне не сказать вам того, что у меня на сердце. Если на свете существует человек, интересующийся мною, то это, бесспорно, вы. Поэтому для меня лучше сразу определить, какие должны быть между нами отношения. Единственное занятие, которое мне по сердцу, это — ремесло траппера. Все мои помыслы направлены к нему. Все мои попытки добиться свободы, когда еще я был рабом, делались мною именно с этой целью. Я не более как негр, с ограниченным умом и ничтожным опытом, которых недостаточно для того, чтобы руководить мною в городах, где человека ценят не по достоинствам, а по внешности. К чему послужила бы мне та свобода, которой я горжусь, в городе, где, чтобы добыть себе пищу и одежду, я был бы принужден работать на первого встречного, лишь бы получить необходимые средства к существованию, без которых я совершенно наг. Я добился бы свободы лишь для того, чтобы поработить самого себя. Значит, только в пустыне я могу пользоваться тем благодеянием, которым я вам обязан, не опасаясь подвергнуться лишениям по милости нечестных поступков другого человека, заботящегося о своей наживе. Поэтому отныне я могу жить только в прериях, приближаясь к городам лишь за тем, чтобы обменять шкуры убитых мною зверей на порох, пули и одежду. Я молод, силен, Бог, помогавший мне до сих пор, не покинет меня.
— Может быть, вы и правы. Жизнь, которую я веду, для меня милее всякой другой, и мне нечего отговаривать вас последовать моему примеру. Ну, а теперь, когда все устроилось к вашему удовольствию, мы расстанемся, мой милый Квониам. Желаю вам успеха. Может быть, как-нибудь еще и увидимся на индейской территории.
Негр рассмеялся, показывая два ряда белых как снег зубов, но ничего не ответил.
Транкиль вскинул ружье на плечо, дружески кивнул в последний раз Квониаму на прощанье и направился к своей пироге.
Квониам взял ружье, которое оставил ему охотник, заткнул нож за пояс и привязал к нему рога с порохом и пулями, затем, посмотрев вокруг, чтобы удостовериться, что он ничего не забыл, последовал за охотником, который успел его значительно опередить.
Он догнал охотника в ту минуту, когда Транкиль подошел к пироге и приступил к спуску ее в воду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83