Господь, надеюсь, дарует мне силу принести без малодушных колебаний жертву, им на меня возложенную.
— Довольно красноречия; оно нисколько меня не трогает. Где реестры и все документы вашей общины? Подавайте их сюда!
— На что они вам?
— Не ваше дело. Несите их скорее.
— Вы ничего там не найдете, что имело бы отношение к подати. Это одни частные акты.
— С обозначением имущества каждого из жителей, не правда ли? Именно это я знать и хочу. Ну, живее сюда!
— Это акты, от которых зависит судьба всех семейств этой деревни и окрестных общин; я не могу выдать вам этих книг.
— Ага! — посмеиваясь, заметил полковник. — Не чуть ли вы мне отказываете?
— Отказываю, потому что совесть не позволяет мне предоставить на ваш произвол судьбу семейств, которые я призван охранять.
— Берегитесь; такой отказ равносилен смертному приговору.
— Расстреляйте меня, это в вашей власти, но акты находятся в безопасном месте и вы не получите их.
— А вот увидим! Согласны ли вы, — обратился он к муниципальным советникам, — выдать мне акты?
— Они хранятся у мэра, — ответил от имени остальных помощник мэра, — он один и знает, где они находятся.
— Гм! Вероятно, вы боитесь ему не угодить.
— Ничего мы не боимся. Вы это знаете, так как уже более часа тщетно стараетесь застращать нас. В доказательство я прибавлю, что хотя бы нам и было известно, где спрятаны акты, вы не добьетесь от нас указания. Не менее мэра мы ответственны в этих актах. На что бы ни решились вы, от нас ничего не выведаете.
— Скоты! — вскричал полковник, с яростью ударив кулаком по столу. — Десять солдат сюда, живо!
Офицер бросился вниз по лестнице и почти немедленно вернулся назад с отрядом солдат.
— Обыскать дом от подвала до чердака! — приказал полковник. — Рубите мебель, осматривайте стены, ломайте все шкафы. Чтоб были отысканы акты! А вы, господа, — резко обратился он к офицерам, — подавайте собою пример, распоряжаясь обыском.
Солдаты немедленно приступили к делу.
— Постойте! — крикнул полковник. — Пусть шесть человек останется здесь, и стрелять в этих мерзавцев при малейшем их движении.
Мэр и выборные презрительно пожали плечами.
Начался разгром ратуши. Солдаты не пощадили ничего. Все было обыскано, все разбито. Даже зеркала полетели вдребезги. Распороли тюфяки и подушки. Поиски длились час.
Наконец, солдаты вернулись со смущенными лицами. Они ничего не отыскали.
Полковник рычал от бессильной ярости.
— Акты сюда! — крикнул он, поднося кулак к самому лицу мэра.
— Не выдам, — ответил тот. — Да вы же еще и подло обманули нас. Солдаты ваши грабят и убивают жителей, несмотря на данное вами слово. Делайте с нами что хотите, мы ничего не скажем.
— А, так-то! — вскричал полковник. — Хорошо. Схватите этих людей и тащите на площадь. Пригнать туда всех жителей насильно, если не пойдут доброю волею. Пусть они присутствуют при казни мэра и своих выборных, пусть население этой непокорной провинции, эти отрекшиеся от отечества немцы узнают, наконец, прусское правосудие и придут в ужас. Идите; да поджечь этот дом, чтоб осветить казнь этих презренных людей.
Солдаты ринулись на пленников. Мэр остановил их движением руки.
— К чему насилие, — сказал он, — когда мы следуем за вами без сопротивления? Пойдемте, друзья, — прибавил он, обращаясь к своим товарищам.
— Пойдемте, — повторили те твердым голосом. Мрачное шествие сошло с лестницы и вскоре появилось на площади.
В то же мгновение огненный столб взвился с крыши ратуши и осветил белесоватым, мрачным сиянием ужасное преступление, к которому готовились.
Крестьян согнали на площадь ударами прикладов.
Женщины, дети, старики, обезумев от страха, стояли на коленях и молились с раздирающими воплями.
Мэру и шести муниципальным советникам приказали стать спиной к стене ратуши.
Эти люди, которые с такою простотой геройски жертвовали жизнью, крепко пожали друг другу руки, говоря:
— До свидания на том свете!
— Господь будет судить наших палачей, — прибавил мэр.
Дула ружей опустились. Настала минута мрачного молчания.
— Пли! — скомандовал полковник.
— Да здравствует Франция! — воскликнули в один голос мэр и выборные.
Грянул залп. Они упали.
— Да здравствует Франция! — повторил народ, вскочив на ноги в порыве энтузиазма.
И точно будто это воззвание вызвало мстителей за несчастных, на него ответили страшными криками, и беглый ружейный огонь затрещал вокруг всей деревни.
Это напали вольные стрелки.
Несмотря на всю их бдительность, пруссаки, увлеченные алчностью и волновавшими их гнусными страстями, допустили застигнуть себя врасплох.
На голос полковника и офицеров солдаты быстро стали в ряды для систематичного отпора.
Началась смертельная борьба, в особенности губительная для пруссаков.
Пожар, зажженный ими, переходил от дома к дому и освещал их ярче дневного света, тогда как противники оставались во мраке и стреляли по ним словно в цель.
Пруссаки защищались стойко и отступали только шаг за шагом.
Однако, вскоре они почувствовали, что перевес на стороне неприятеля и им надо ретироваться, бросив награбленное.
Все сражаясь, они мало-помалу вышли из деревни тою же дорогой, какою входили в нее; но и там их ожидали невидимые враги. Несколько минут длилась ожесточенная схватка холодным оружием. Наконец, пруссаки прорвались сквозь живую человеческую стену, которая преграждала им дорогу.
Если это можно назвать успехом, то они отчасти им были обязаны своей дисциплине, но более всего плану, заранее решенному вольными стрелками, которые понимали, как опасно было для них вступить в правильный бой с регулярным войском, и только имели в виду уменьшить число неприятеля и нанести ему как можно более вреда, не показываясь и не завязывая настоящего сражения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159