Вольные стрелки расположились на площади, приняв предосторожность поставить часовых и у всех входов в деревню, чтоб избежать неожиданного нападения.
Карета баронессы фон Штейнфельд стояла под навесом на дворе гостиницы.
Кучер и лакей баронессы, не надеявшиеся уже увидеть свою госпожу, радостно выбежали к ней на встречу. Но радость их превратилась в испуг, когда они увидали, что ее провожают вольные стрелки.
Мишель с трудом успокоил их и растолковал им, что они свободны и что никто не имеет намерения тревожить их.
— Пойдемте, — обратилась баронесса к Мишелю и Люсьену, направляясь к карете. — Снимите дышло, — приказала баронесса кучеру.
Тот посмотрел на нее с удивлением, почти с испугом.
— Делайте, что я вам приказываю, — продолжала баронесса фон Штейнфельд.
Кучер повиновался.
— Теперь отвинтите дышло.
Кучер бросил на баронессу отчаянный взгляд. Дышло в двух местах было обтянуто колеей. Кучер, принужденный повиноваться, а главное заметивший, что Мишель небрежно гладил дуло револьвера, заткнутого за пояс, ухватился, как говорится, обеими руками и развинтил дышло, разделившееся почти на две ровные части. Перелом был совершенно скрыт кожей, обтягивавшей его.
Дышло, довольно толстое, было пусто в той части, которая приспособлялась к карете.
Люсьен велел отнять этот кусок и длинный футляр из жести упал на землю.
— Вот что я обязалась вручить вам, господа, — сказала баронесса, подавая футляр Мишелю.
Тот взял и поклонился, потом наклонился к Люсьену и сказал ему шепотом несколько слов.
Молодой человек сделал знак согласия и удалился бегом.
— Гребен, — сказала баронесса, — привинтите дышло на место.
Кучер повиновался. В ту же минуту Люсьен вернулся на двор в сопровождении Петруса. Два вольных стрелка шли позади.
— Баронесса, — сказал Мишель, — вы честно сдержали обещание, данное нам, и я благодарю вас.
— Не совсем еще, — возразила она, улыбаясь и подавая Мишелю маленький ключ странного фасона. — Возьмите этот ключ; он отопрет футляр, который я отдала вам. Вы найдете там все документы, о которых я говорила вам.
— Еще раз благодарю, баронесса. Сержант Петрус!
— Что прикажете, капитан? — ответил студент, поднося руку к шляпе.
— Схватите этого негодяя, — продолжал Мишель, указывая на кучера. — Велите его покрепче связать. Вы отвечаете мне за него.
— Отвечаю, капитан.
Приказание было исполнено в несколько секунд.
— Что это значит? — вскричала баронесса.
— Позвольте; тут ничего не должно вас пугать, напротив. У этого негодяя изменническое лицо, которое не внушает мне никакого доверия. Для меня очевидно, что если вы оставите его у себя, то он на первом прусском мосту донесет на вас. Следовательно, я велел его арестовать собственно для вашей пользы. Но успокойтесь, с ним не случится ничего неприятного. Он останется пленником до конца войны и больше ничего.
— Вы обещаете мне это?
— Клянусь вам, баронесса.
Петрус, вольные стрелки и кучер ушли. Мишель позвал трактирщика, который пришел в сопровождении лакея баронессы фон Штейнфельд. Занимаясь чемоданами своей госпожи, которые он раскрыл на случай, не нужно ли ей чего-нибудь, и опять запер, лакей не знал ничего о случившемся.
— Вильгельм, — сказала баронесса, — вы умеете править?
— Умею.
— Хорошо; править будете вы. Велите заложить; я еду сию минуту.
— Я почтительнейше замечу вам, что Гребен…
— Гребен уже не служит у меня. Он арестован. Поторопитесь, я спешу.
— А я-то? — прошептал камердинер с испуганным видом.
Он поспешил запрячь лошадей, с помощью трактирщика, который, без сомнения, опасаясь для себя участи несчастного кучера, высказал величайшее усердие, чтобы заслужить благосклонность вольных стрелков.
Десять минут спустя карета была заложена и баронесса готова ехать.
Мишель любезно предложил ей руку, чтобы помочь сесть в карету. Баронесса фон Штейнфельд задержала на минуту эту руку в своей руке; она сказала со сдерживаемым волнением:
— Господин Мишель Гартман, я обязана вам жизнью и никогда не забуду этого. Я знаю многое о ваших родных, многое чрезвычайно интересное для вас. У меня нет времени объясниться яснее. Мы увидимся, господин Мишель Гартман. Мы увидимся, может быть, гораздо скорее, чем вы предполагаете. И тогда я надеюсь доказать вам мою признательность.
— Милостивая государыня! — вскричал молодой человек. — Говорите ради Бога! Что хотите вы сказать?
— Я не могу сделать этого теперь, но положитесь на меня. До свидания, господин Мишель Гартман; да благословит вас Бог! Вы возвратили мать сыну. Вильгельм, в Нанси!
Мишель остался на своем месте неподвижен и как бы поражен оцепенением. Он следил диким взором за каретой, увозившей ту, которая могла бы сообщить ему драгоценные сведения об особах, драгоценных для него.
Глава XXIX
Вогезские анабаптисты
Мы оставим на время альтенгеймских вольных стрелков, с которыми, впрочем, опять скоро сойдемся, и воротимся к тем важным действующим лицам в этой истории, которыми мы пренебрегали слишком долго. Однако, вместо того, чтобы оставить Вогезы, мы, напротив, глубже проникаем в их непроходимые ущелья и подробнее знакомим читателя с этой страной, столь живописной и столь поэтичной, а между тем еще неизвестной, несмотря на события, происходившие в ней во время страшной войны, перенесенной нами.
По мере того, как поднимаешься по извилистым тропинкам гор, чувствуешь, что температура изменяется, а растительность постепенно преобразовывается; на известной высоте растительность становится блеклою; сначала ветви буков и сосен покрываются сплошным мхом, который скоро покрывает все дерево как бы мрачным плащом, потом несколько выше высота деревьев уменьшается и, наконец, сосны совершенно исчезают, а буки составляют только тощие кусты;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159