— Нет, — вскричал он, — я не колеблюсь! Но, друзья мои, обдумайте ваш поступок, пока еще не поздно… Подумайте о том, что вы будете лишены покровительства закона, если обнажите шпагу. Что хотите вы?
— Битвы, битвы! — вскричали волонтеры с энтузиазмом. Тогда граф обнажил свою шпагу и взмахнул ею над головой.
— Вы непременно хотите сразиться?
— Да, да!
— Вперед! Да здравствует Франция!
— Да здравствует Франция! — вторили волонтеры. Батальон, разделившись на четыре роты, направился к казармам мексиканцев.
К несчастью, как мы уже сказали раньше, среди французов поселился раздор. Многие из них шли неохотно, из одного лишь чувства товарищества.
Командир батальона, несмотря на всю храбрость, не был достаточно решителен для такого дела. Граф чувствовал, что совершил промах, отказавшись от командования.
Батальон подошел к казармам с трех сторон.
Генерал Гверреро принял все меры предосторожности: он заперся в казармах с тремястами пехотинцами. В соседние дома он также послал сильное подкрепление. Кругом стояли пушки.
Французов было всего-навсего человек триста, половина из них были окончательно обескуражены. Мексиканцев — две тысячи.
Борьба была отчаянная. Ядра мексиканских пушек вырывали из неприятельского войска целые ряды, но несмотря на это французы продвигались вперед. Во главе войска ехал граф. Одной рукой он держал винтовку, другой, — обнаженную шпагу. Пули со свистом пролетали над головой.
— Вперед, вперед! — раздавался его могучий голос.
Но командир батальона, который должен был подойти с другой стороны, совсем растерялся и велел отступать: действительно, потери в его роте были особенно значительны.
Напрасно старался граф собрать разбежавшихся.
Тут он опять вспомнил про свою ошибку.
«Боже! — думал он. — Зачем я отказался от командования!»
Вдруг неприятельские пушки перестали стрелять. Оказалось, что все артиллеристы убиты.
— Вперед! В штыки! — закричал граф и бросился вперед в сопровождении Валентина и Курумиллы, которые ни на минуту не оставляли его одного в опасности. Человек двадцать волонтеров кинулись за ними.
Граф устремился на неприятельскую стену и вскарабкался на нее.
— Вперед, вперед! — кричал он.
Шляпа, простреленная пулями, слетела с его головы. Платье было изорвано штыками. Французов было слишком мало, они вынуждены были отступить, но они отступали, как львы, шаг за шагом, лицом к неприятелю, не переставая сражаться.
Слезы гнева хлынули из глаз графа. Он хотел умереть и бросался в самые опасные места, но двое друзей защищали его от смертельных ударов.
Граф разломал свою шпагу. Он кинул гневный взгляд на врагов, которых сумел бы победить, если бы его не покинули.
Валентин и Курумилла увлекли его к гавани. Но злой рок преследовал графа: корабль, на котором они прибыли, снялся с якоря. Бегство стало невозможно.
Тогда побежденные друзья вспомнили, что они могут найти приют в доме французского агента.
Сеньор Паво сообщил, что все французы, которые отдадут оружие в его руки, найдут покровительство в его доме.
Граф вошел в дом и в изнеможении упал на стул. Казалось, он потерял способность понимать, что творится вокруг него.
— Будет ли спасен граф в вашем доме, сеньор дон Паво? — спросил Валентин.
Мексиканец как-то загадочно посмотрел на охотника и не отвечал.
— Пожалуйста, без уверток, сеньор. Отвечайте прямо на мой вопрос… Иначе мы снова начнем сражение.
Больше нельзя было медлить с ответом.
— Господа! — твердо сказал дон Паво. — Клянусь честью, жизнь графа Пребуа-Крансе вне опасности.
— Мы запишем ваши слова, — заметил Валентин.
Дон Паво развернул на крыше своего дома белое знамя в знак мира. У него собрался почти весь батальон.
Битва закончилась, она продолжалась три часа.
Из трехсот французов убиты были тридцать восемь, а ранены шестьдесят три, а из двух тысяч мексиканцев оказалось убитых тридцать пять, а раненых сто сорок пять человек.
Битва была жаркая, победителям дорого стоила победа, одержанная с помощью измены.
ГЛАВА XXVI. Катастрофа
Генерал Гверреро был великолепным комедиантом. Надо было слышать, как он вел переговоры с доном Антонио Паво! Сдачу французских войск на капитуляцию он считал излишней и ограничился тем, что поклялся честным словом офицера даровать жизнь всем мятежникам.
Дон Антонио был вынужден согласиться на все: оружие было возвращено, французы переписаны как военнопленные. Часов в десять вечера к дому дона Антонио подъехали четыре всадника: полковник Суарес и трое других офицеров.
Почтенный полковник потребовал от имени генерала Гверреро выдать графа Пребуа-Крансе. Дон Антонио поспешил повиноваться и приказал графу выйти на улицу. Дон Луи, не говоря ни слова, окинув презрительным взглядом дона Антонио, сдался полковнику.
Через четверть часа он уже был в одиночном заключении.
Из всех сражавшихся бежали только двое — Валентин и Курумилла, и то по настоянию графа.
Еще раз напоминаем читателю: мы пишем не простой роман, а историю благороднейшего героя, чье имя должно быть дорого всем его соотечественникам. Конечно, по долгу приличия мы вывели исторические личности под вымышленными именами, кроме того, смягчили некоторые факты, их слишком неприятно описывать, до того они гнусны. Но есть вещи, которые мы не можем, да и не имеем права обойти молчанием.
Через несколько дней после незаконного ареста граф Пребуа-Крансе был отдан под суд. Товарищи его пришли в негодование от вероломства дона Антонио Паво, который с таким бесстыдством нарушил клятву. Некоторые из авантюристов отправились к нему, чтобы потребовать объяснений относительно этого бесчестного поступка и принудить поправить дело.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70