Я совершенно не подозревала, что вы в Гуаймасе… узнала это только сейчас и немедленно прибежала к вам. Боже мой, я, кажется, с ума схожу! Бегите, дон Луи, бегите!
— Бежать, — ответил дон Луи. — В таком случае, нам придется навсегда расстаться… Я предпочитаю умереть!
— Но я уеду с вами. Разве я не ваша невеста, не ваша жена перед Богом?! Едем, едем, о чем еще думать! Не теряйте времени… Ваш конь унесет нас за два часа далеко от погони. Захватите ваше ружье или шпагу, кто-то следил за мной, пока я бежала сюда.
Она говорила, как в горячке. Граф не знал, на что решиться. Вдруг с улицы послышался сильный шум, и дверь в комнату распахнулась настежь.
— Спасите меня, спасите! — душераздирающим голосом закричала девушка. Луи схватил пистолет и заслонил ее собой.
— Ну нет, негодяй, ты не уйдешь от меня! Иди-ка сюда, а то я тебя зарежу, как собаку! Да иди же, наконец!
И охотник вошел в комнату, таща за собой какого-то человека; тот силился вырваться, но справиться с Валентином было нелегко.
— Закрой дверь, Луи, — сказал он графу. — Ну-ка, изменник, покажи свою подлую рожу, я посмотрю на тебя!
Курумилла вышел из своего угла и, не говоря ни слова, поднял Анжелу на руки и спрятал за пологом кровати; потом индеец взял свечу и подошел к друзьям.
Пленник употреблял все усилия, чтобы не показать своей физиономии. Боясь быть узнанным по голосу, он не произнес ни слова, а только рычал, как разъяренный зверь.
Наконец, видя, что все его усилия бесполезны, он выпрямился и сбросил себя плащ.
— Ну, посмотрите на меня, если уж вам так хочется, — насмешливо сказал он.
— Дон Корнелио! — вскричали французы.
— Он самый. Как поживаете вы с тех пор, как я был лишен удовольствия видеть вас? — проговорил он с необыкновенным апломбом.
— Подлый изменник! — закричал Валентин, бросаясь на испанца.
Граф схватил его за рукав:
— Погоди, — сказал он Валентину.
— Ну что же? Я изменил вам, это правда… Значит, это было в моих интересах… Сейчас вы начнете говорить о ваших великих милостях ко мне… Что мне до них, если вы в один день сделали мне больше зла, чем сделали добра в продолжение всего нашего знакомства.
— Вы лжете! — в негодовании вскричал граф. — Когда это было?
— Граф, — надменно ответил дон Корнелио, — вы забыли, что я дворянин. Прошу вас переменить тон, я не допущу подобного обращения со мной.
— Этот негодяй сошел с ума, — засмеялся граф. — Впрочем, отпусти его, брат, он недостоин даже нашего гнева. Мы можем лишь презирать его.
— Нет, — возразил Валентин, — зачем его отпускать? Ведь он шпион генерала.
— Но что с ним делать? Ведь рано или поздно придется его отпустить.
— Весьма вероятно, но пока что поручим его Курумилле. Индеец согласился, схватил дона Корнелио и потащил за собой. Тот не сопротивлялся.
— До свидания, senores caballeros, — насмешливо сказал он.
Индеец посмотрел на него как-то загадочно и увел в соседнюю комнату.
Анжела вышла из своей засады.
— Я жду вас, дон Луи, — сказала она.
— Увы, — ответил граф, печально качая головой, — я не могу покинуть моих товарищей; если я убегу, то сделаюсь, изменником.
— Прощайте, дон Луи, — сказала она, грациозно наклонив головку. — Вы поступаете, как настоящий кабальеро, и; я не хочу, чтобы ваша честь была запятнана… я не настаиваю… прощайте… поцелуйте меня. Мы увидимся в день нашей смерти.
Вдруг с улицы послышался отчаянный крик. Анжела в испуге прижалась к дону Луи.
В комнату вошел Курумилла. Он был совершенно спокоен.
— Вы выходили на улицу? — спросил его Валентин.
— Да.
— А где же дон Корнелио?
— Он свободен.
— Как свободен! — вскричал дон Луи.
— Ничего не понимаю, — сказал Валентин. — Зачем вы его выпустили?
В ответ на это Курумилла показал свой нож: лезвие было, окровавлено.
— Он теперь нам не страшен.
— Вы убили его?! — вскричали все трое.
— Нет, но он слеп и нем.
— О! — с ужасом вскричала Анжела.
Курумилла просто-напросто выколол дону Корнелио глаза и вырвал ему язык, а потом отвел его на другой конец города и бросил на произвол судьбы.
Валентин и дон Луи отлично понимали, что упрекать индейца в жестоком поступке бесполезно, он все равно не понял бы их. Они ничего не сказали.
Анжела, несмотря на настойчивость графа, не согласилась, чтобы он проводил ее до дому, и ушла, шепнув ему на прощание:
— Берегитесь завтрашнего дня!
— Ну, — сказал граф, опускаясь в кресло, — кажется, завтра конец… Тем лучше. Только тот, кто меня захватит в плен, дорого поплатится за это.
На другой день волонтеры послали к генералу депутатов. Тот по своему обыкновению рассыпался перед ними во всевозможных обещаниях и уверениях. Депутаты потребовали решительного ответа. Тогда дон Себастьян, у которого уже давно был готов план уничтожения волонтеров, внезапно переменил тон, отослал депутатов обратно и приказал дожидаться ответа.
Депутаты были вне себя от этого вероломного поступка генерала и не могли простить себе, что доверились такому человеку.
Волонтеры с нетерпением ожидали ответа. Когда депутаты передали им свой разговор с генералом Гверреро, раздражение достигло последних пределов… Все требовали дать бой.
Командир батальона не знал, что делать.
— Велите составить каре, — сказал ему граф.
Приказание было выполнено.
Граф встал посреди войска и поднял руку. Все смолкли, понимая торжественность этой минуты.
Но граф колебался. За себя лично он не боялся, но понимал, что это сражение должно было решить участь всего затеянного дела…
— Граф, — обратился к нему один из офицеров, — вы колеблетесь. Зачем же было приезжать? Не вы ли взяли Эрмосильо?
Это колкое замечание смутило графа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70