Кто в этом виноват? И кто прав? Кто решится стать судьей между нами? Никто. Я попал в ваши руки, вы меня убьете — отлично! Вы можете казнить меня, но не осудить, потому что никто не давал вам полномочий выступать в качестве судей. Что вам от меня теперь нужно? Действуйте по своему усмотрению, мне все равно. Что посеешь, то и пожнешь. Так и я пожинаю теперь плоды своих трудов. Это вполне справедливо. Я должен умереть? Ну что же… Смерть мною заслужена, но вы не имеете никакого права меня оскорблять, а ваш приговор будет убийством, я это утверждаю.
С этими словами он гордо скрестил руки на груди и уверенно взглянул прямо в лицо всем присутствующим.
Авантюристов удивила такая дикая решительность этого человека с лисьими манерами, который так откровенно рассказал, в чем состояла его истинная роль. Бандит вырос в их глазах на целую голову, он даже внушил к себе некоторую симпатию — для храбрецов смелость и отвага стоят на первом месте в ряду всех добродетелей.
— Значит, вы не хотите оправдываться, — печально спросил Луи.
— Оправдываться? — ответил удивленный бандит. — Разве можно оправдываться в исполнении своего долга. Нет, ведь я продолжал бы поступать точно так же, если бы мне не помешали. Кроме того, стараясь себя защитить, я признал бы компетентность вашего суда, которую отрицаю. Постарайтесь поскорее довести до конца всю эту процедуру. Так будет гораздо лучше и для меня, и для вас.
Граф встал, снял шляпу и обратился к авантюристам.
— Братья и товарищи, — торжественно проговорил он, — ваша совесть должна решить, виновен ли этот человек.
— Да! — глухо отвечали авантюристы в один голос.
— Какого наказания он заслуживает? — продолжал граф.
— Смерти! — снова ответили авантюристы. Затем граф обратился к полковнику.
— Дон Франциско Флорес или Эль-Гарручоло, — сказал он мексиканцу, — вы приговорены к смертной казни.
— Благодарю, — ответил тот с вежливым поклоном.
— Но, — продолжал граф, — так как вы осуждены за измену, то будете расстреляны в спину, подобно всем предателям. Не желая запятнать в вашем лице чести мексиканской армии, мы вас разжалуем и затем немедленно приведем приговор в исполнение.
Бандит пожал плечами.
— Мне все равно, — сказал он.
По знаку графа из рядов авантюристов вышел младший офицер и началось разжалование.
Эль-Гарручоло хладнокровно выдержал это ужасное унижение. Бандит одержал в нем верх над кабальеро, и он сумел доказать, что не ставит свою честь ни во что.
Когда младший офицер вернулся на свое место в ряду, граф обратился к приговоренному:
— Даем вам пять минут, чтобы приготовиться к смерти, пусть Бог смилостивится над вами. От людей вам ждать более нечего.
Бандит нервно рассмеялся.
— Вы с ума сошли, — вскричал он, — какое мне дело до Бога, если он и существует! Черт возьми! Я лучше обращусь к самому дьяволу, во власть которого должен теперь попасть, если только монахи говорят правду.
Авантюристы с ужасом прислушивались к этим богохульствам.
Но Эль-Гарручоло был вне себя.
— У меня только одна просьба, — произнес он.
— Говорите, — с отвращением сказал граф.
— На шее у меня надет на стальной цепочке маленький мешочек с мощами — им благословила меня мать, надеясь, что он принесет счастье. Я носил эту ладанку почти с самого дня моего рождения. Мне хочется, чтобы меня зарыли вместе с этим мешочком — быть может, он принесет мне счастье там, куда я направляюсь.
— Ваше желание будет исполнено, — ответил граф.
— Спасибо, — поблагодарил бандит, довольный разрешением.
В характере мексиканцев есть одна странная аномалия: этот народ страдает крайним суеверием и в то же время лишен истинной веры. Это легко объясняется недавним рабским состоянием народа и быстрым освобождением из-под неволи. Мексиканцы не успели забыть прежних предрассудков и усвоить новые понятия.
По приказанию графа из рядов авантюристов вышло восемь человек. Бандит стал на колени спиной к исполнителям казни.
— Целься! Пли!
Эль-Гарручоло был расстрелян в спину и упал, не издав ни единого возгласа, он умер сразу. Труп мексиканца завернули в сарапе.
— А теперь, — холодно сказал дон Луи, — перейдем к другим.
К столу подвели девять пленников, они дрожали, быстрый суд авантюристов навел на них ужас.
Вдруг неподалеку от места казни послышался страшный шум, можно было различить крики и проклятия. Скоро показались две женщины, сидевшие верхом на великолепных лошадях. Они галопом подъехали к судейскому столу и остановились.
Это оказались донья Анжела и ее камеристка Виоланта.
Волосы Анжелы были растрепаны, лицо возбуждено от быстрой езды, глаза метали молнии.
Она неподвижно стояла посреди толпы, удивленной ее внезапным появлением. Гордо подняв голову, она обратилась к авантюристам, пораженным ее смелостью и красотой.
— Слушайте! — громко воскликнула она. — Я, донья Анжела Гверреро, дочь губернатора штата Соноры, явилась сюда выразить свой протест против изменнической политики моего отца, жертвами которой вы стали. Дон Луи, вождь французских разбойников, я люблю тебя. Хочешь ты стать моим мужем?
Гром аплодисментов покрыл эту странную речь, произнесенную с необычайным воодушевлением.
Дон Луи медленно подошел к молодой девушке, точно очарованный и ослепленный ее взглядом.
— Иди к нам, — сказал он ей, — иди к нам ты, которая не боится породниться с несчастьем.
Девушка радостно вскрикнула, бросила поводья, прыгнула вперед, как пантера, и упала в объятия графа, который страстно прижал ее к своей груди.
Спустя минуту он поднял голову и, все еще держа любимую в объятиях, гордо оглянулся вокруг.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70