На минуту все забыли о ее спасителе. Но девочка первая вспомнила о нем и, схватив в свои крошечные ручки громадную руку индейца, проговорила с выражением в голосе бесконечной благодарности:
— Пламенное Сердце спас жизнь Флоре, которую он называет Белой Ланью саванны. Флора никогда не забудет этого и с этих пор Пламенное Сердце — ее брат. Не хочет ли вождь поцеловать свою сестру?
Индеец не мог сдержать волнения, которое, помимо воли, отразилось на его лице.
Он нагнулся к девочке, почтительно и нежно поцеловал ее в лоб. Затем, сняв с руки один из золотых браслетов, подал его Флоре со словами:
— С этих пор Белая Лань — сестра вождя. Пусть этот браслет служит знаком союза между ним и ею, и, если сестре моей будет угрожать какая-либо опасность, Пламенное Сердце сумеет защитить ее. — С этими словами индеец надел браслет на руку девочке, которая в свою очередь сняла с шеи жемчужное ожерелье и, подавая его спасителю, ласково произнесла:
— Брат, возьмите это на память от вашей сестры! Индеец был растроган до глубины души, но, желая скрыть волнение и вместе с тем инстинктивно чувствуя, что мать и дочь нужно оставить наедине, поклонился и вышел из спальни в сопровождении дона Мельхиора. Они снова вошли в ту же залу, которую недавно оставили. Несколько минут царило молчание. Наконец плантатор прервал его.
— Послушай, вождь, то, что сейчас произошло между нами, навсегда изменило наши отношения. Я твой должник на всю жизнь и постараюсь отплатить, чем только смогу. Я не хочу более оспаривать ваших притязаний на мои владения, хотя имею на них право. Между нами не должно быть более никаких недоразумений, а потому запомни хорошенько все, что я сейчас скажу.
— Речь белого мне нравится. Пусть он говорит, уши вождя открыты.
С этими словами индеец вытащил из-за пояса трубку, набил ее и начал с важностью курить. У краснокожих это служит знаком дружеского расположения к собеседнику, и ни один из них не согласится курить в присутствии врага.
— Я совершенно не знаю, какая может быть цена моих владений, — продолжал дон Бартас. — Назначь ее сам, и я даю слово честного человека и христианина, что заплачу все, что ты ни потребуешь, хотя бы ради этого мне и пришлось сделаться беднее самого последнего индейца.
Дон Мельхиор замолчал, и несколько секунд в комнате стояла тишина. Наконец индеец, слушавший эти слова с задумчиво опущенной головой, поднял ее и проговорил:
— Не скажет ли Белая Голова еще что-нибудь?
— Да, — с живостью подхватил плантатор, — я должен еще добавить, что, даже и заплатив всю требуемую сумму, я все-таки останусь навеки обязанным тебе, что в продолжение всей жизни буду для тебя не только преданным другом, но самым заботливым отцом! Больше мне пока нечего сказать тебе, вождь.
Индеец почтительно поклонился и в свою очередь заговорил:
— Вижу, все, что Белая Голова сейчас сказал, исходит из самого его сердца. Как ураган рассеял тучи, так и вражда, существовавшая между вождем и Белой Головой, рассеялась навсегда. Пламенное Сердце — брат Белой Лани, а брат не должен разорять свою сестру. Белая Голова ничего мне не должен, так как теперь я также принадлежу к его семейству.
— Такое благородство не удивляет меня, вождь! Я давно знаю: у тебя честное сердце, и не хочу настаивать на своем предприятии, чтобы не обидеть тебя. Но раз ты теперь брат моей дочери, следовательно, ты — мой приемный сын, а потому не откажись принять от меня подарок.
— Это другое дело! Всякий подарок будет принят вождем с благодарностью.
— У меня скопилось много совершенно ненужных вещей, но они могут быть полезны моему приемному сыну. Вот что я намерен предложить тебе, вождь: во-первых, сто пятьдесят ружей, тридцать дюжин скальпировальных ножей, двести фунтов пороху, сто фунтов свинца для отливки пуль и восемьдесят шерстяных одеял. Все это уложат на мулов, и пусть вождь отвезет это воинам своего племени и передаст им: белые умеют быть благодарными за оказываемые им услуги.
— Как! — воскликнул апач, задрожав от радости. — Отец даст такое богатство Пламенному Сердцу?
— Дитя, — проговорил с улыбкой плантатор, — я всегда исполняю то, что обещаю!
С этими словами он ударил в гонг, на звук которого явился Педрильо.
— Позвать управляющего! — велел дон Мельхиор.
Его приказание было исполнено почти моментально, и в комнату вошел дон Рамон. Плантатор повторил ему слово в слово все то, что только что обещал вождю, приказав при этом исполнить все без малейшего промедление.
Дон Рамон хотел уже удалиться, когда вождь остановил его жестом.
— В чем еще нуждается мой сын? — спросил дон Мельхиор. — Пусть он только скажет, и всякое желание его будет тотчас исполнено.
Вождь повернулся к окну и, указывая на усеянное звездами небо, проговорил:
— Урагана не осталось и следа. На небе показались блестящие звезды, и луна озаряет землю бледным светом. Но мы ведь не женщины и не боимся ночных привидений; нам лучше путешествовать при таинственном блеске звезд, чем при жгучих лучах солнца. Пламенное Сердце не хочет больше злоупотреблять гостеприимством и отправится в путь тотчас же. Пусть же отец прикажет нагружать мулов как можно скорее.
— Как, сын мой, ты уже хочешь ехать!
— Да, непременно, — приложив ко рту указательный палец правой руки, ответил вождь.
— Пусть будет так! Я никогда никого не стесняю, и сын мой может ехать, когда захочет.
— Я отправлюсь через час.
— Чтобы все было готово к этому времени, дон Рамон! Ступайте!
Управляющий почтительно поклонился и вышел.
— Я не задерживаю вас, — проговорил дон Мельхиор, оставшись наедине с индейцем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23