– Сознаюсь, что меньше всего на свете мне хотелось бы видеть вас.
– Гм! Вы не очень любезно встречаете своих друзей. Это очень огорчает меня… дон Руфино, – сокрушенно произнес бандит.
– Это еще что такое! Как смеешь ты так разговаривать со мной!
Кидд пожал плечами и, придвинув к себе кресло, с явным удовольствием опустился в него.
– Я должен вам заметить, – с невозмутимым хладнокровием произнес Кидд, – что вы забыли предложить мне сесть. – И, закинув ногу за ногу, он стал скручивать пахитоску. Казалось, он всецело поглощен был этим занятием. Сенатор хмуро следил за каждым его движением. Ему стало ясно, что Кидд не осмелился бы вести себя так без серьезных оснований: либо в его руки попало какое-нибудь веское оружие против сенатора, либо он принес какие-нибудь весьма важные для сенатора известия. И в том и в другом случае следовало быть обходительнее с этим человеком.
Лицо сенатора внезапно смягчилось, а сам он протянул бандиту золотое огниво прекраснейшей работы.
– Закурите, любезный Кидд, – произнес он, приветливо улыбаясь.
Бродяга взял огниво в руки и стал разглядывать вещицу с видом знатока.
– Какая прекрасная безделушка! – воскликнул он. – Всю жизнь мечтал о такой штуке, но, увы, – тут он тяжело вздохнул, – подобные вещицы создаются не для таких бедняков, как я.
– Ну, если она вам так нравится, – с плохо скрытой гри масой сказал сенатор, – я рад преподнести ее вам.
– Вот это подарок так подарок! Поверьте, сеньор, он мне особенно дорог тем, что исходит от вас, – сказал Кидд и, закурив, без всякой церемонии сунул вещицу в свой карман.
– Вы пришли, вероятно, по делу? – помолчав, спросил сенатор.
– Я всегда прихожу по делу, сеньор, – ответил бандит, выпуская через рот и через нос густые клубы дыма. – Но сегодня мною руководило прежде всего желание повидать вас.
– Благодарю за любезность, но позвольте мне усомниться в том, что любовь ко мне, а не к золоту заставила вас разыскать меня здесь.
– Довольно обидное, знаете ли, замечание! – с грустью произнес бандит, но, тут же изменив тон, заговорил на своем обычном грубом жаргоне:
– Вот что, дон Руфино, карты на стол! Пора покончить с этими бесконечными взаимными любезностями, в которые, к тому же, никто из нас не верит, иначе мы никогда не сдвинемся с места.
– По мне, ничего лучшего не придумаешь. Говорите же, а там хоть чума вас задави!
– Благодарю, такой разговор мне больше по душе, по крайней мере узнаю вас. Хорошо, сейчас я преподам вам урок откровенности. Я пришел не то чтобы по делу, а просто с намерением продать вам кое-какие сведения и одно очень важное для вас письмо. А каким образом я раздобыл его – это уже вас не касается.
– Отлично! Теперь посмотрим, сойдемся ли мы в цене.
– Да, но прежде позвольте мне в двух словах обрисовать вам позиции, которые мы теперь занимаем относительно друг друга. Должен вам сказать, что с недавних пор многое изменилось: раньше я боялся вас, а теперь вы станете бояться меня.
– Я? Бояться? Вас?
– Да, сеньор, или, если вам так больше нравится, вы будете опасаться меня, как человека, который знает кое-что о вас. Только не думайте, что вам удастся сейчас, как в прошлый раз, испугать меня расправой.
– А почему бы нет, позвольте вас спросить?
– Потому, что мы здесь один на один, потому, что у вас нет оружия, а у меня оно имеется, потому, наконец, что при малейшем вашем движении я убью вас как собаку! Надеюсь, вы поняли меня, любезный сеньор! – закончил он, извлекая из-под плаща два пистолета. – Как вам нравятся, кстати, эти безделушки?
– Неплохие вещички, – спокойно ответил сенатор. – д что вы скажете относительно этих игрушек? – добавил он вытащив из-под вороха бумаг, покрывавших его письменный стол, два превосходных пистолета.
– Никуда не годная рухлядь!
– Почему?
– Потому что вы не посмеете воспользоваться ими. Дон Руфино усмехнулся..
– Смейтесь сколько вам угодно, сенатор! Мне даже нравится, что вы так весело встречаете ожидающие вас неприятности, но повторяю: теперь уж не я в ваших руках, а вы в моих! Потому что в моей власти вручить капитану Маркосу Ниса кое-какие бумаги, которые могут немало повредить в, Между ними имеется одна записка примерно следующего держания: «Я, нижеподписавшийся, обвиняю своего слугу Лупино Контрариаса в том, что он подло поразил меня насмерть и, отняв у меня все мое достояние, состоявшее из двух мулов, груженных золотым песком, и двух тысяч трехсот золотых унций в звонкой монете, бросил меня без помощи совершенно безлюдной пустыне. Не питая надежды остаться в живых и готовясь предстать перед Богом, я обвиняю этого негодяя и прошу…» и т.д. и т.п. Подписано… Угодно вам узнать, кем?.. Но что с вами, сеньор? Вам дурно? Вы что-то побледнели, на вас лица нет, вы стали бледнее мертвеца! Рассказ бандита произвел потрясающее впечатление на сенатора; казалось, он сейчас лишится чувств.
– Просто удивительно, – жеманно продолжал между тем бандит, – как нельзя ни в чем быть уверенным в этом мире! Взять хотя бы этого злосчастного Лупино! Уж на что чудесную устроил он ловушку с предусмотрительностью, превосходящей всякое человеческое воображение! Как терпеливо выжидал он своего часа! Только тогда, когда они перешли индейскую границу и очутились в глуши, куда и в десять лет не заглянет ни одна живая человеческая душа, он разрядил в спину своего господина два револьвера, для пущей уверенности стреляя в упор. А сам ушел, утащив, разумеется, так добросовестно заработанное богатство. И что же вы думаете? Судьбе было угодно, чтобы человек, которого его слуга имел все основания считать мертвым, ожил и у него хватило едва сил достать свою записную книжку и написать это обвинение, хотя и карандашом, но по всем правилам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105