Поэтому они схватили твою жену. Но, как утверждает Анна, она даже не подозревала, что трактирщик и ты – одно и то же лицо.
– Но зачем? Зачем я им нужен?
– Потому что ты "владеешь величайшей реликвией христианского мира". И даже сам об этом не догадываешься. – Эмили наклонила голову и лукаво посмотрела на меня. – По крайней мере, так говорит Анна.
– Величайшей реликвией христианского мира? – Я горько рассмеялся. – Они что, рехнулись? Посмотрите! У меня же ничего нет. А все, что было, уже отняли.
– Я говорила ей то же самое. Но ведь ты действительно был в походе, Хью. Возможно, они с кем-то тебя перепутали.
К тому времени, когда мы дошли до постоялого двора, Эмили уже дрожала от холода, и я, глядя на нее, едва удерживался от того, чтобы обнять ее, прижать к себе и согреть. Боже, я отдал бы за это все на свете. Даже "величайшую реликвию всего христианского мира".
– А ведь я принесла тебе кое-что, Хью. Оно у меня здесь.
Мы вошли внутрь. Камин пылал вовсю, и Елена уже спала на своей кровати. Эмили подняла с пола дорожный мешок.
Развязав шнурок, она достала кожаный мешочек, а из него деревянный ящичек размером в две мои ладони. Он был украшен искусной резьбой, свидетельством работы настоящего мастера, а на крышке была вырезана буква "К".
Передав ящичек мне, Эмили отступила на шаг.
– Это принадлежит тебе, Хью. Потому я и пришла.
Ничего не понимая, я внимательно осмотрел шкатулку, потом сдвинул крохотный засовчик и осторожно поднял крышку.
Глаза мои наполнились слезами. Я понял все сам...
Пепел.
Прах Софи.
– Ее тело кремировали на следующий день, – тихо сказала Эмили. – Я собрала прах. Священники говорят, что душа не попадет на небеса, пока тело не предано земле.
Грудь моя стеснилась... к горлу подступил комок. Я глубоко вдохнул.
– Вы даже не представляете, как много это для меня значит.
Я обнял ее и привлек к себе. Ее сердце билось рядом с моим сердцем.
– Как я уже сказала, Хью, это принадлежит тебе.
Я наклонился к ее уху и прошептал:
– Мое единственное сокровище – это ты.

Глава 88

На следующее утро я поднялся рано, еще до восхода солнца. Взял лежавший у кровати кожаный мешочек и тихонько выскользнул из дома.
Под навесом у меня хранились кое-какие инструменты. Я взял лопату. Петухи еще не пропели.
Городок уже просыпался, люди принимались за обычные дела. Возчик впрягал в тележку мула. Из дома пекаря доносился запах свежего хлеба.
Мой путь лежал к холму за местечком.
После того как Софи умерла у меня на руках, мне часто снилось одно и то же. Как я привожу ее домой. Мысль о том, что душа ее страдает, что она так и не получила последнего благословения, не давала покоя. Теперь я наконец мог завершить печальный ритуал. Пусть покоится с миром там, где прожила всю свою недолгую жизнь.
Перейдя речушку вброд, я начал подниматься по крутому склону. Утро уже наступило, мягкий свет оживил лес, на деревьях чирикали птицы. Солнечные лучи пробивались сквозь туманную дымку. Через несколько минут я был на вершине, с которой весь наш городок был виден как на ладони. В домах хлопали двери, кто-то спешил через площадь. Я посмотрел на постоялый двор, где спала Эмили.
Подойдя к раскидистому вязу, рядом с которым была могила моего сына, я опустился на колени. Положил на землю кожаный мешочек. Взял лопату и начал копать. Слезы застилали глаза, и в груди как будто грохотал большой, тяжелый барабан.
– Вот ты и вернулась домой, Софи, – прошептал я. – Теперь вы вместе, ты и Филипп.
Я развязал мешочек и вынул деревянный ящичек с буквой "К". Высыпал легкий, похожий на пыль, прах в только что вырытую ямку и засыпал землей. Постояв немного над могилой, я повернулся и посмотрел на просыпающийся городок.
Вот ты и дома, Софи. Да упокоится душа твоя.

Глава 89

Стефен Борейский восседал на стуле с высокой резной спинкой. Выстроившиеся в очередь просители, почтительно склонившись, ждали, пока герцог удостоит их своим вниманием. Бейлиф стоял слева от господина и сообщал ему о последнем решении, касающемся повышения налогов. Сенешаль уже приготовился доложить об общем состоянии дел. Однако мысли герцога были далеко.
Его не оставляло ощущение незавершенности начатого. С первого дня возвращения рутинные проблемы, которые прежде значили для него так много, стали казаться мелкими, никчемными. К нему обращались по самым разным вопросам, требовавшим зачастую незамедлительного решения, а он никак не мог на них сосредоточиться. Мозг его словно превратился в заполненную мраком яму, на самом дне которой блестело одно-единственное пятнышко света.
Сокровище. Реликвия.
Оно дразнило и манило. Мерещилось наяву и являлось в снах. Священная реликвия, чудесным образом пережившая все беды и катастрофы, веками хранившаяся в разных местах Святой земли. Он желал ее так сильно, с такой страстью, с какой никогда не желал ни одной женщины. То, что однажды прикоснулось к Нему. Не раз и не два он просыпался от того, что его руки во сне уже сжимали заветный трофей. Он просыпался, мокрый от пота, с пересохшими губами и отчаянием в душе.
Будь оно у него, Боре вошел бы в число самых могущественных герцогств Европы. Какой собор он построил бы для хранения бесценной реликвии и во славу ее! Что проку в жалких костях его собственного святого покровителя, которые лежали в усыпальнице! Мощи – ничто по сравнению с этим. Паломники со всего света потянулись бы в Боре. Ни один священник не стоял бы так же высоко, как он. Никто не был бы ближе к Господу.
И Стефен знал, кто владеет бесценным призом.
В душе его собиралась буря. Кто-то из стоящих рядом бубнил что-то о податях, землях, богатствах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103