Если верить описанию Анабет, она была настоящая леди.
— Когда солнце светило слишком ярко, она сидела на козлах с этим кружевным зонтиком на плече. — Анабет раскрыла розовое сооружение из шелка и кружев. Лидия в жизни не видела ничего более прелестного, и ей было жаль, что Анабет тут же сложила зонтик и убрала его в сундук. — И они все время шептались, словно то, что они говорили друг другу, было тайной от всего мира. — Девочка глубоко вздохнула. — Хотела бы я, чтобы мистер Коулмэн хоть раз взглянул на меня так, как смотрел на нее. Все бы за это отдала!
Лидия не могла представить себе, что в этом хорошего, вспоминая взгляды, которые он бросал на нее. И вообще не могла представить себе, что может быть хорошего во взаимоотношениях мужчины и женщины. Но потом вспомнила, как они жили, пока ее папа не умер.
Они жили в городе, в большом доме с огромными окнами и кружевными занавесками. Мама и папа часто смеялись. По воскресеньям ходили в гости к соседям, и папа вел маму под руку. Она вспомнила, что любила разъединять их руки и повисать на них, а родители подхватывали игру и поднимали дочку над землей. Значит, не всегда мужчины творят с женщинами только гнусные вещи.
Анабет продолжала:
— А кожа у миссис Коулмэн была гладкая и белая, как свежая сметана. Она была так прекрасна — с огромными карими глазами, с волосами цвета спелой пшеницы. И никогда ни один волосок не выбивался из прически…
Лидия дотронулась до своих волос. На следующее утро после переселения в фургон мистера Коулмэна Ма и Анабет устроили ей баню. Они терли ее мочалкой, пока кожа не покраснела, и долго вычесывали мусор из ее волос. Днем Анабет натаскала и нагрела воды, волосы промыли, но все равно им было далеко до цвета спелой пшеницы.
Коулмэн, казалось, удивился, увидев ее вымытой и причесанной, но ничего не сказал, только хмыкнул. Что ж, если он привык к волосам цвета спелой пшеницы, то ее волосы должны вызывать у него отвращение. Непонятно почему эта мысль ее очень обеспокоила.
— Вы устали? — спросила Анабет, заметив, что внимание ее слушательницы несколько отвлеклось. — Ма сказала, что если вы от меня устанете или захотите спать, то я должна заткнуться и дать вам отдохнуть.
Лидия засмеялась. Она очень полюбила всех Лэнгстонов, и особенно эту девчушку, такую открытую, честную… и добрую.
— Нет, я не устала. За эти дни я выспалась на всю оставшуюся жизнь. Но скоро проснется Ли, голодный, как медвежонок.
Она взяла корзину, которую превратили в колыбель, и перевернула младенца на спинку. Невероятно, как сильно она любит этого ребенка. После смерти мамы Лидия думала, что уже никогда не полюбит ни одно человеческое существо. Может быть, этого ребенка она любила потому, что он полностью зависел от нее и не мог причинить ей зла, а только полюбить ее в ответ? Когда Ли закончил трапезу и Лидия стала застегивать рубашку, фургон подъехал к стоянке. Бубба повел усталых лошадей в загон. И только после того, как он их распряг, в фургон взобралась Ма.
— А не пора ли тебе отсюда выйти? — спросила она Лидию.

IV

— Вы имеете в виду — выйти из фургона? — тревожно спросила Лидия. Из других переселенцев она встречалась только с мистером Грейсоном и Леоной Уоткинс. И не чувствовала себя готовой столкнуться с глумлением и издевательствами остальных.
— А что, ты плохо себя чувствуешь?
— Нет, — осторожно сказала Лидия, — но мне совсем нечего надеть.
— Я принесла кое-что, — ответила Ма, развязывая узелок. — Это вещи Анабет, и они могут быть малы, но все лучше, чем до конца жизни ходить в ночной рубашке.
Лидию вымыли в тазу и одели в чулки, панталоны и нижнюю юбку.
— Да ты не больше мышонка, — неодобрительно сказала Ма, глядя на ее худенькие икры и бедра. — И как ты только выносила ребенка, не представляю.
Но это не относилось к ее груди. Лиф платья не сходился.
— Проклятье, — сказала Ма; ее попытки застегнуть лиф доверху не увенчались успехом. — Ладно, пока застегнем, насколько возможно, а потом что-нибудь придумаем.
В платье Лидии тотчас стало жарко, но теперь она по крайней мере прикрыла наготу. Люк починил ее ботинки и поменял шнурки. Она села на табуреточку обуваться, а Анабет в это время причесала ее.
— Ну, разве ты не прелестна, — с гордостью сказала Ма, скрестив руки на груди и любуясь своим творением. — Мистер Коулмэн принес мне перепелов, которых сегодня подстрелил. Я поставила их тушить на вашем костре. Ему ведь будет приятно, вернувшись, увидеть, что его ждет вкусный ужин, правда? Сейчас он пошел к лошадям. Почему бы тебе не поставить корзину с Ли ближе ко входу и не посидеть на свежем воздухе? Тебе полезен свежий воздух.
Лидия робко вышла из фургона и удивилась бурной деятельности, кипевшей вокруг. Звуки, которые почти неделю доносились из-за стенок фургона, теперь соединились с действиями. Женщины у костров или переносных печек готовили ужин. Мужчины распрягали лошадей, подбрасывали в костры дров, носили воду. Дети шумно играли, бегая между фургонами.
— Люк принес родниковой воды. — У Ма все было хорошо организовано. — Может, поставишь кофе на огонь? Я думаю, мистер Коулмэн захочет кофе, когда придет.
— Хорошо, — согласилась Лидия, почти не дыша от страха. Она ухватилась за идею занять себя каким-нибудь делом, потому что на нее начали обращать внимание, она чувствовала любопытные взгляды, ловила двусмысленные шепотки.
— Я пойду взгляну, как там наш ужин, но сразу прибегу, если тебе понадоблюсь, —
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127