Она собрала волосы в легкий пучок и надела элегантное платье цвета слоновой кости и серьги с жемчугом в тон к нему.
Когда она появилась с блокнотом под мышкой, команда приветствовала ее оглушительным свистом. Поклонившись, как оперная примадонна, Энди сделала медленный пируэт. Очутившись в исходной позиций, она встретилась взглядом с Лайоном. Его лицо напоминало застывшую маску, в глазах читалось осуждение.
– Вижу, вы наконец в своей стихии, миссис Мэлоун.
Его судейский тон раздражал ее больше, чем звук железа по стеклу. Она не отказала себе в удовольствии съязвить:
– Да, в своей стихии.
– Я рад за вас. Не дай бог – вы останетесь без работы и лишитесь вашей «сцены».
– Смею надеяться, этого не произойдет, мистер Рэтлиф. Не волнуйтесь за меня, – ответила она вызывающе.
Он понизил голос:
– Речь идет о вашей жизни, мне волноваться не о чем. – Он посмотрел на нее с явным неодобрением и направился в гостиную к отцу.
Генерал Майкл Рэтлиф сидел в кресле, исполненный достоинства. Энди присела на краешек софы рядом с его креслом. Подошел Джил. Чуть отклонившись назад, Энди дала ему возможность укрепить микрофон за вырезом платья. Краешком глаза она увидела, как Лайон напряженно следит за руками Джила. На лицах оскорбленных деспотов можно увидеть менее зловещее выражение.
– Подправим-ка цвет, – сказал Джеф, ни к кому не обращаясь. – Энди, почему у тебя бледный вид? А где техасское солнце?
– Вчера шел дождь, – рассеянно ответила она, принимая из рук Уоррена косметический набор.
Непроизвольно Энди посмотрела на Лайона, и на долю секунды их взгляды скрестились поверх нагроможденной аппаратуры, превратившей уютную гостиную в телестудию. С трудом переключив внимание на косметичку, Энди принялась накладывать румяна, но зеркало дрожало у нее в руках.
– На лице генерала Рэтлифа солнечные блики, – сказал Джеф.
Уоррен поправил на окне занавеску.
– О'кей, все в порядке. Все прекрасно выглядят. Скажешь, когда будешь готова, Энди. Джил, что звук, как уровень?
– Звук в норме.
– О'кей. Энди?
– Готова. – Она облизнула пересохшие губы.
– Ну, поехали.
Энди запнулась на первых же словах, и им пришлось начинать снова. То, что она делала сотни раз, теперь представлялось невероятно сложным. Всегда естественная, раскрепощенная перед камерой, теперь Энди ужасно нервничала. Ничего удивительного тут нет! Все из-за Лайона. Сидит рядом в комнате, придирчиво оценивает каждое ее слово, каждый жест.
Майкл Рэтлиф оказался отличным собеседником для интервью. Он отвечал пространно, не дожидаясь наводящих вопросов. Энди считала, что, беря интервью, необходимо дать человеку возможность говорить свободно, задавая при этом как можно меньше вопросов. Ведь зрители хотят слушать не ее, а того, кто дает интервью, а репортер своего рода лишь церемониймейстер, который вводит знатного гостя в гостиные телезрителей.
Для первой получасовки Энди ограничилась вопросами только о личной жизни генерала: о детстве, образовании, о начале службы в армии.
– Вы ведь не коренной житель Техаса, однако живете здесь со времени выхода в отставку.
– Я родился в Миссури, там прошло мое детство. Мой отец был продавцом мороженого.
Генерал рассказал несколько смешных историй из жизни своих родителей и единственного брата, который умер в тридцатые годы.
– И все же, что заставило вас поселиться в Техасе?
– Ну что ж, я расскажу вам об этом, Энди.
Не обращая внимания на камеру, он говорил с ней так, словно они были наедине. Обычно она помогала своим собеседникам чувствовать себя перед камерой свободно и непринужденно, но здесь ее помощь не требовалась.
Генерал рассказал о том, как впервые вместе с другом приехал в Техас поохотиться на лося, сразу влюбился в холмы, усеянные валунами, речушки с подземными ключами и решил, что обоснуется здесь после выхода в отставку.
Уоррен сделал Энди знак, что их время подходит к концу, но генерал ничего не заметил.
– И удалось вам добыть лося?
Он рассмеялся:
– Нет. Я никогда не был хорошим стрелком. Можете спросить у Лайона. Я, так сказать, всегда попадал в молоко. Мои сослуживцы безжалостно высмеивали меня. Они говорили, что, если солдаты под моим командованием стреляли бы так же хорошо, как их генерал, мы никогда не победили бы в войне.
На этой ноте Энди завершила первое интервью.
– Потрясающе! – Джеф выключил камеру.
Лайон, осторожно пробравшись среди кабеля и осветительных приборов, подошел к креслу отца, чтобы помочь ему пересесть в каталку.
– Он нам нужен еще на пять минут, Лайон, – попросила Энди. – Мы должны сделать реверсирование.
– Это еще что?
Она объяснила ему, что, когда задействована только одна камера, после интервью оператор должен отснять того, кто задавал вопросы.
Она повторит некоторые из них, но генералу не придется отвечать, он просто должен сидеть к оператору спиной. Потом редактор смонтирует пленку таким образом, что в кадре сначала окажется Энди со своим вопросом, потом генерал ответит на него, и все получится как в настоящем интервью.
– Потрясающе! – Джеф выключил камеру.
– Монтаж настолько аккуратен, что зрители ничего не подозревают, – закончила свое объяснение Энди.
– Отец, ты в порядке?
– Да, сын. Я уже давно не испытывал такой радости и волнения. Когда во время войны я давал интервью, то имел дело с толпой фотокорреспондентов. Иногда я давал интервью на радио. Но это совсем другое дело.
Энди была рада, что генерал получает от их работы удовольствие, но ее волновал нездоровый румянец на его щеках. Лайон тоже забеспокоился. Она быстро и без ошибок прочитала вопросы, и через несколько минут они закончили съемку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49