Лаури поняла: он говорит искренне.
Откинув со лба влажную от снега прядь волос, Дрейк между тем тихонько спросил:
– Ты, наверное, решила, что я заявился сегодня сюда только затем, чтобы продолжить то, на чем мы остановились? Ведь так?
Лаури кивнула.
– А приглашая тебя спуститься вниз и выпить со мной бокал вина, собирался сыграть великолепную сцену совращения, верно?
Она снова кивнула.
– Ну что ж, ты не ошиблась, – смущенно признался Дрейк. – Но сначала я собирался просить тебя признать нашу женитьбу настоящей. У меня всегда было такое ощущение, что после венчания, которое совершил твой отец, так оно на самом деле и было.
– Дрейк, – прошептала Лаури, – но почему ты мне раньше об этом не сказал?
– Почему? – усмехнулся он. – А ты бы мне поверила? Ты ведь всегда не веришь своим глазам, ищешь какие-то скрытые мотивы. Ежик ты мой милый.
И Дрейк, наклонившись, коснулся губами ее лба.
– Я знаю тебя лучше, чем ты сама себя знаешь, Лаури Перриш Ривингтон, – продолжал он. – В первый же день, когда мы познакомились, я сказал, что у тебя все на лице написано.
Дрейк ласково погладил ее по щеке.
– Твой Поль, должно быть, был сущим негодяем. Из того немногого, что ты мне рассказала, можно без труда представить, в каком кромешном аду ты жила, наверное, он бывал мрачным и угрюмым, а через секунду веселым и радостным, и тебе все время нужно было держать себя в руках, чтобы, не дай Бог, не ранить его хрупкую душу. Ведь так?
– Да, – ответила Лаури, недоумевая, откуда он все это знает.
– Что ж, у меня характер тоже не подарок. Но если я, по-твоему, заходил слишком уж далеко, ты без колебания ставила меня на место. Видимо, инстинктивно чувствовала, что я не такой, как Поль, слабый и беспомощный, что я никогда не стану топить свое горе в вине. Я прекрасно понимаю, как нелегко жить с человеком, который все время на людях, – продолжал Дрейк. – Но что бы обо мне ни говорили, что бы ни писали, не верь ни единому слову, пока я сам не скажу, что это правда. И еще. Если вдруг моя артистическая карьера потерпит крах, знай, что я всегда найду способ заработать на жизнь. Для меня моя профессия – лишь ремесло, но никак не страсть. Вы с Дженифер всегда есть и будете для меня важнее, чем работа.
Дрейк перевел дух.
– Ну вот. Если ты считаешь, что сможешь смириться с моими артистическими замашками, так уж и быть – я смирюсь с твоим бешеным темпераментом.
– Это у меня-то бешеный темперамент! – возмущенно воскликнула Лаури, тут же попавшись на удочку.
Дрейк расхохотался, и она, смутившись, тоже улыбнулась и спрятала лицо на его груди.
– Да, ты совсем не похож на Поля. И я тебе теперь верю, – прошептала она.
Сердце ее радостно билось в груди, а все-таки какая-то тень омрачала ее счастье. И Лаури поняла, что это за тень. Сьюзен…
– Дрейк, а как же Сьюзен? – спросила она, словно головой бросилась в омут.
– Сьюзен? – повторил он и вздохнул. – Так и знал, что ты спросишь меня о ней.
– Ты все еще любишь ее? – не отставала Лаури, поражаясь собственной смелости.
Дрейк ошарашено глянул на нее:
– Так вот о чем ты думала?
Лаури кивнула:
– Когда ты впервые поцеловал меня, ты признался, что любил свою жену.
– Ну да. Когда-то и в самом деле любил. И сильно. Нам было хорошо вместе. И в постели тоже…
Ревность вспыхнула в Лаури с новой силой и, должно быть, это чувство отразилось у нее на лице, поскольку Дрейк, пристально взглянув на нее, усмехнулся, однако через секунду снова стал серьезным:
– Она была красива и умна, но в ней отсутствовало самое главное – душа. Не хочется плохо говорить о покойнице, но говорить хорошо – значит покривить душой. Такой эгоистичной и испорченной женщины, как она, я еще никогда не встречал. А честолюбива была настолько, что с ума можно было сойти.
Дрейк снял дубленку и помог раздеться Лаури.
– Это она заставила меня сниматься в этой мыльной опере. Сам я хотел продолжать учиться, но у Сьюзен на мой счет были другие планы. Она хотела, во что бы то ни стало, выйти замуж за знаменитость. Дрейк горько усмехнулся:
– За эту жизнь, жизнь с кинозвездой, жизнь на всеобщем обозрении она бы все отдала. Однако следует отдать ей должное – Сьюзен стремилась блистать во всем. И в балете тоже, а поэтому репетировала с утра до вечера. Когда она забеременела, я думал, она кастрирует меня. Противозачаточные таблетки она принимать не желала – от них, видите ли, поправляются, а когда узнала, что у нее будет ребенок, свалила всю вину на меня.
Они прислонились к каминной решетке. Дрейк обнял Лаури за плечи и, взяв ее руку, провел пальцем по просвечивающим жилкам.
– Какие у тебя красивые руки, – пробормотал он. Поднеся ее руку к губам, он нежно поцеловал ладонь.
– Я боялся, что она сделает аборт, однако после девяти месяцев скандалов и истерик она произвела на свет Дженифер, и я был вне себя от счастья.
Дрейк опять замолчал и встал, не сводя глаз с огня в камине. Причудливые тени играли на его лице, высвечивая каждую черточку.
– Дженифер было полгодика, когда мы обнаружили, что она не слышит. Можешь себе представить, Лаури, что я пережил! Я винил себя во всех смертных грехах, мыслимых и немыслимых. Чего только не передумал! И никак не мог понять, за что Господь так жестоко обошелся со мной. Даже подумал грешным делом, может, за то, что десятилетним мальчишкой как-то залез в чужой сад за яблоками. Сейчас это самобичевание кажется просто смешным, тогда же мне было не до смеха. Однако мои переживания не шли ни в какое сравнение с отчаянием Сьюзен. Она кляла меня на чем свет стоит, крича, что она никогда не хотела ребенка. Видишь ли, Сьюзен больше всего на свете ценила совершенство во всем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65