ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
— спрашивал Тенгиз.
Подтверждая, Гутлук на мгновенье опустил веки.
— Благодарю тебя, ты удостаиваешь говорить со мной, как мужчина с мужчиной, — продолжал Тенгиз. — Благодарю тебя за знания, ты был щедр, таких отцовских даров не получал ни один монгол. Свобода! Только кочевники свободны. Все оседлые — рабы. Там, — Тенгиз указал на восток, — люди, гордящиеся своей Поднебесной. Лгут! Это мы живем под небом. Они — под крышами, до которых достает рука. Вместо разума у них в голове знаки, о злом смысле которых, об опасной бессмыслице которых ты не уставал говорить. Сердца у них вялые, как зимнее пастбище, они трусливы и злобны от трусости. А на западе, за широкими степями, где живут наши братья кочевники, тоже страны людей под низкими крышами, с низкими сердцами. Отец! Оседлые — рабы. Кочевники — свободны. Оседлые должны быть пищей кочевников. Я хочу справедливости. Тот, кто не сдается, будет уничтожен. Склонившиеся переменят хана, как лошадь всадника.
— Зачем тебе это? — спросил Гутлук.
— Я так хочу. Я, мужчина, обдумал, — ответил сын.
— Ты причинишь много зла.
— Что такое зло? — спросил Тенгиз и сам ответил: — Зло — боль, которую ощущаю я. Боль преследует меня. Я не имею желаемого. Добро — в завоевании мною власти над людьми. Я не хочу причинять боль для боли, как сун.
— Ты понесешь боль другим, — возразил отец.
— Я не чувствую чужой боли и не боюсь своей. Не будь тебя, я был бы слеп. Теперь я зряч.
— Добро — это покой, добро — наша Степь, добро — в созерцании себя, — убеждал Гутлук.
— Я не спорю. Покой — твое добро. Созерцание — твое добро. Я был в покое, я созерцал. Теперь я хочу дела. Разве я не мужчина?
Подтверждая, Гутлук опять на миг закрыл глаза. И опять смотрел на сына. Руки не выдавали Тенгиза, его руки спокойны, как каменные. И лицо Тенгиза — как лицо спящего Будды. А голос бесцветен, как если бы сын говорил о самом обычном. И глаза закрыты изнутри. Гутлук понял, что сын, если будет нужно, отбросит его, как откидывают кошму у входа в юрту.
Добро и зло, цель жизни и путь. Воистину, сын жил рядом с отцом, они вместе топтали тропу мысли. Сказанное Тенгизом родилось от мыслей Гутлука. Могло б и не родиться. Тогда Гутлук только предчувствовал, что разум — слуга затаенных стремлений и послушен им, как меч — руке. Сын внимал отцу для себя, отсекая одно, переправляя другое. Добро и зло каждый понимает по-своему, и миром людей управляет сила желаний.
— Кто пойдет с тобой? — спросил Гутлук.
— Все. Почти все. Они скучают. Они признали ханом меня.
Бывало и так — бездействие хана утомляло монголов. Гутлук один раз добился повиновения, воспрепятствовав набегу. Сколько дней или лет он наслаждался покоем, не думая о своих? Долго. Он не считал, будучи счастлив. Тревога степных троп стучала в сердце Тенгиза, чужой и сильный мужчина жил рядом. Гутлук не чуял, не слышал. Глядя внутрь себя, он созерцал мир, весь мир — кроме сына. Смотря вдаль, отец разучается видеть в собственной юрте…
Бывало и так — преемник убивал предшественника, сын, обремененный ожиданьем, тайно торопил отцовскую смерть. Другая судьба свершалась над Гутлуком. Он, принимая общее молчанье за повиновенье, не требовал ничего, и о нем просто забыли.
Насколько лучше конец слабой власти Гутлука, чем отвратительное крушенье владык! Тех, кто, утомив всех похвальбами и требованиями невозможного, наобещав невыполнимое, сделав скромных трусами, а смелых — злобными, погибает от страха.
Тенгиз прощался с отцом:
— Для синих монголов ты святой, хоть и не ходишь зимой босым и живешь среди нас. Мы чтим тебя. Прости, что я оскорбил тебя.
— Нет, не оскорбил. Иди. Идите все, и ты иди искать. Сумей быть счастлив исполненьем желаний.
Да, да, сила правит миром. Когда Тенгиз победит, все скажут, что он был прав, и первыми к нему придут ученые суны и докажут ему, себе, всем, что путь его был путь добра, путь величайшего общего блага… «А что сказал святой? — спросил себя Гутлук, и странное сомнение остановило мысль: — Двойственность творения? Покой есть движение мысли?»
Гутлук перестал понимать. Тенгиз ушел искать покоя своей мысли в движении. Значит, и покой не един для людей?
Могло показаться — хан Тенгиз, сын Гутлука, не должен был поручать важное дело таким людям. Могло показаться — послы синих монголов нарочито грубы. Не по молодости — степная молодость столь же коротка, как цветение степных трав.
Веди себя послы иначе — и, вероятно, хан и старшие найманов еще поразмыслили бы над предложением своих соседей, синих. Трудно глядеть на себя со стороны и трудно взвешивать в раздражении. Оскорбленные наглостью, соседи синих монголов найманы с бранью выгнали послов Тенгиза. Выгнали после спора между собой — отпустить ли послов целыми или обкарнать им для позора носы и уши.
Выгнали. Выгнав, успокоились. А далее что делать? Поразмыслив, найманы решили оставить летние угодья и отойти на север, тем самым положив между собой и синими монголами палец Гоби, который пустыня высовывает на восток. Больше трех дней требуется, чтобы пройти палец — бесплодную песчано-каменистую полосу.
Обремененные стадами и вьючными верблюдами, найманы двинулись, медленно спеша и без всякого порядка. Кто сожалел о покинутых местах, утешаясь временностью разлуки, кто тешился переменой, желанной по своей неожиданности. Пыль, взбитая сотней тысяч конских, овечьих, коровьих копыт, застилала землю и небо. Серо-желтые облака ее были видны на день пути.
Утром третьего дня синие монголы набросились на найманов. Они могли бы напасть и на рассвете. Пренебрегая временем, обычным для внезапных нападений, они дали найманам сняться с привала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220
Подтверждая, Гутлук на мгновенье опустил веки.
— Благодарю тебя, ты удостаиваешь говорить со мной, как мужчина с мужчиной, — продолжал Тенгиз. — Благодарю тебя за знания, ты был щедр, таких отцовских даров не получал ни один монгол. Свобода! Только кочевники свободны. Все оседлые — рабы. Там, — Тенгиз указал на восток, — люди, гордящиеся своей Поднебесной. Лгут! Это мы живем под небом. Они — под крышами, до которых достает рука. Вместо разума у них в голове знаки, о злом смысле которых, об опасной бессмыслице которых ты не уставал говорить. Сердца у них вялые, как зимнее пастбище, они трусливы и злобны от трусости. А на западе, за широкими степями, где живут наши братья кочевники, тоже страны людей под низкими крышами, с низкими сердцами. Отец! Оседлые — рабы. Кочевники — свободны. Оседлые должны быть пищей кочевников. Я хочу справедливости. Тот, кто не сдается, будет уничтожен. Склонившиеся переменят хана, как лошадь всадника.
— Зачем тебе это? — спросил Гутлук.
— Я так хочу. Я, мужчина, обдумал, — ответил сын.
— Ты причинишь много зла.
— Что такое зло? — спросил Тенгиз и сам ответил: — Зло — боль, которую ощущаю я. Боль преследует меня. Я не имею желаемого. Добро — в завоевании мною власти над людьми. Я не хочу причинять боль для боли, как сун.
— Ты понесешь боль другим, — возразил отец.
— Я не чувствую чужой боли и не боюсь своей. Не будь тебя, я был бы слеп. Теперь я зряч.
— Добро — это покой, добро — наша Степь, добро — в созерцании себя, — убеждал Гутлук.
— Я не спорю. Покой — твое добро. Созерцание — твое добро. Я был в покое, я созерцал. Теперь я хочу дела. Разве я не мужчина?
Подтверждая, Гутлук опять на миг закрыл глаза. И опять смотрел на сына. Руки не выдавали Тенгиза, его руки спокойны, как каменные. И лицо Тенгиза — как лицо спящего Будды. А голос бесцветен, как если бы сын говорил о самом обычном. И глаза закрыты изнутри. Гутлук понял, что сын, если будет нужно, отбросит его, как откидывают кошму у входа в юрту.
Добро и зло, цель жизни и путь. Воистину, сын жил рядом с отцом, они вместе топтали тропу мысли. Сказанное Тенгизом родилось от мыслей Гутлука. Могло б и не родиться. Тогда Гутлук только предчувствовал, что разум — слуга затаенных стремлений и послушен им, как меч — руке. Сын внимал отцу для себя, отсекая одно, переправляя другое. Добро и зло каждый понимает по-своему, и миром людей управляет сила желаний.
— Кто пойдет с тобой? — спросил Гутлук.
— Все. Почти все. Они скучают. Они признали ханом меня.
Бывало и так — бездействие хана утомляло монголов. Гутлук один раз добился повиновения, воспрепятствовав набегу. Сколько дней или лет он наслаждался покоем, не думая о своих? Долго. Он не считал, будучи счастлив. Тревога степных троп стучала в сердце Тенгиза, чужой и сильный мужчина жил рядом. Гутлук не чуял, не слышал. Глядя внутрь себя, он созерцал мир, весь мир — кроме сына. Смотря вдаль, отец разучается видеть в собственной юрте…
Бывало и так — преемник убивал предшественника, сын, обремененный ожиданьем, тайно торопил отцовскую смерть. Другая судьба свершалась над Гутлуком. Он, принимая общее молчанье за повиновенье, не требовал ничего, и о нем просто забыли.
Насколько лучше конец слабой власти Гутлука, чем отвратительное крушенье владык! Тех, кто, утомив всех похвальбами и требованиями невозможного, наобещав невыполнимое, сделав скромных трусами, а смелых — злобными, погибает от страха.
Тенгиз прощался с отцом:
— Для синих монголов ты святой, хоть и не ходишь зимой босым и живешь среди нас. Мы чтим тебя. Прости, что я оскорбил тебя.
— Нет, не оскорбил. Иди. Идите все, и ты иди искать. Сумей быть счастлив исполненьем желаний.
Да, да, сила правит миром. Когда Тенгиз победит, все скажут, что он был прав, и первыми к нему придут ученые суны и докажут ему, себе, всем, что путь его был путь добра, путь величайшего общего блага… «А что сказал святой? — спросил себя Гутлук, и странное сомнение остановило мысль: — Двойственность творения? Покой есть движение мысли?»
Гутлук перестал понимать. Тенгиз ушел искать покоя своей мысли в движении. Значит, и покой не един для людей?
Могло показаться — хан Тенгиз, сын Гутлука, не должен был поручать важное дело таким людям. Могло показаться — послы синих монголов нарочито грубы. Не по молодости — степная молодость столь же коротка, как цветение степных трав.
Веди себя послы иначе — и, вероятно, хан и старшие найманов еще поразмыслили бы над предложением своих соседей, синих. Трудно глядеть на себя со стороны и трудно взвешивать в раздражении. Оскорбленные наглостью, соседи синих монголов найманы с бранью выгнали послов Тенгиза. Выгнали после спора между собой — отпустить ли послов целыми или обкарнать им для позора носы и уши.
Выгнали. Выгнав, успокоились. А далее что делать? Поразмыслив, найманы решили оставить летние угодья и отойти на север, тем самым положив между собой и синими монголами палец Гоби, который пустыня высовывает на восток. Больше трех дней требуется, чтобы пройти палец — бесплодную песчано-каменистую полосу.
Обремененные стадами и вьючными верблюдами, найманы двинулись, медленно спеша и без всякого порядка. Кто сожалел о покинутых местах, утешаясь временностью разлуки, кто тешился переменой, желанной по своей неожиданности. Пыль, взбитая сотней тысяч конских, овечьих, коровьих копыт, застилала землю и небо. Серо-желтые облака ее были видны на день пути.
Утром третьего дня синие монголы набросились на найманов. Они могли бы напасть и на рассвете. Пренебрегая временем, обычным для внезапных нападений, они дали найманам сняться с привала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220