ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
Должно быть, решила, что это стучит её одиночество рукою обмана в забитые тишиной уши. Я постучал громче и настойчивей. И снова мне ответила тишина. Нет, это стучит моё одиночество по запорам этой затерянной в дожде пристани человеческого тепла. Стучит зло и настойчиво. А что там? Старуха, должно быть, свесила с палатей свои разопревшие лодыжки и, чертеня незваных гостей, слезает на лавку. Давай-давай, пошевеливайся! Выждав какое-то время, я нетерпеливо дернул за дверную ручку и, к моему полному удивлению, дверь открылась. Она была не заперта! Да, деревня честнее города и достойнее.
Оттуда, из-за порога, пахнуло незнакомым духом. Я, почему-то, особо восприимчив к человеческому запаху. Точно зверь. Для меня запах кожи человека, его волос и дыхания указуют на человеческую персону лучшим образом, чем любые характеристики и рекомендации. Это жильё, во-первых, пахло женщиной, и, во-вторых, пахло совсем не по-деревенски. Такой дух, хотя и не выдаёт никакой особой благообразности, всё-таки не соединим с бесчисленными формами человеческой порочности. Уже радует. Чисто пахнет, значит чисто живут. А чисто живут, значит чисто мыслят. Я вошёл и закрыл за собой дверь.
— Хозяева!
Удивительны эти деревенские дома. Они так дорожат тишиной. Вот и мой голос будто провалился куда-то.
— Есть кто дома ?!
Тишина. Невозмутимая и всеохватная. Говорят, кто умеет слышать через тишину, способен понимать вкус простой воды и видеть, как растут деревья, — по-настоящему счастливый человек. Непонятно только, в чём же тут счастье.
Сев на лавку, я попробовал осмотреться. Тяжёлые сумерки вползали в дом сквозь вымытые дождём окна. Непроглядный мрак уводил всё дальше и дальше от глаз едва различимое житейское добро. Его было немного. Только стол, два стула, какие-то полки на стене и массивный постамент углу. Должно быть шкаф, какие называются шифоньерами. Они визгяво скрипят и с годами начинают скашиваться на один бок. Да, ещё был диван. Вполне приличный, если судить по очертаниям. Я вдруг подумал, что это нехорошо, забравшись в чужой дом, притаиться в темноте. Неприятный сюрприз для хозяев. И кто знает, что вообще они могут подумать.
После недолгих, но вполне драматических поисков выключателя, после нескольких сбитых со стены висячих безделушек и моего крушения на пол через подвернувшееся под ноги ведро, электричество оказалось в моей власти. Комнату обласкал ровный, неяркий свет.
Глаза любят спокойную сдержанность воспитанных чувств. Здесь все было именно так. Так, как любят глаза. Без этого жуткого разгула хрусталя и сельмаговского фарфора, без россыпи картонных иконок по стенам вперемешку с чеканками писающих мальчиков и длиннокосых красавиц, с обязательным портретом Высоцкого с гитарой и Есенина без гитары, с полдюжиной тупых фотографических морд в портретном исполнении и горшково-цветочной ботаникой на подоконниках. То есть, всего того хлама, что так дорог душе простого человека. Здесь ничего этого не было. Я рассматривал комнату и находил в ней всё большее внутреннее согласие со своими привычками и манерами. Впрочем, это были только мимолетные наблюдения. Обращаемость мыслей и чувств. Какое мне дело до этого дома и его хозяев.
Откинувшись на спинку дивана, я придался блаженной дрёме. И тут по мне ударил чей-то взгляд. Из темноты. Из застывшего сумрака дальнего угла комнаты. «Приятная» неожиданность, нечего сказать!
Поднявшись с дивана, я не очень уверенно шагнул навстречу этому взгляду. Дальняя часть комнаты была почти не освещена. Там находился кто-то совершенно нераспознаваемый. Казалось, что его скрывает не только темнота, но и тайна.
Всё оказалось куда проще. На книжной полке стояла большая фотография. С неё на меня смотрела молодая женщина. Этот живой и проницательный взгляд странно притягивал моё внимание. Я повертел фотографию в руках, поставил было на место, но почему-то снова взял и вернулся с ней к жёлтому пятну электрического света. Поставил фотографию на стол и сел напротив. Передо мной была женщина с глазами цвета августа. Она молчала, но мне вдруг показалось, что я слышу через эту тишину. Она молчала так открыто, словно допускала к душе того, кто умеет слушать ее молчание. Магическая красота её вовсе не рисовалась типичностью женского общеподобия. Она была такая одна.
Я смотрел, постепенно забывая обо всём том, что со мной произошло. Внезапно я окликнул самого себя. Там, в глубине этого безудержного провала. Омут её глаз похолодел. Я вскочил со стула. Ну да, конечно, как же это я сразу не распознал! Ведь дом, в который я попал, был женским. Женским! Мужчина здесь не жил. Эти стены, эти обои, занавески на окнах и подушки на диване не знали крепкого мужского духа. Не несли мужского следа.
Ну и что? Что это меняло? Вздохнув, я снова сел напротив фотографии. Пододвинулся к ней вплотную. Мне показалось, что она едва заметно улыбнулась. Должно быть, в ответ на моё прозрение.
Почему эта женщина живёт здесь? Так далеко от того мира, который пришёлся бы ей впору. Что вообще можно здесь делать?
Интересно, что она читает? Стенные полки с небрежной россыпью книг уже давно привлекали мой интерес. Хранимые книги так же много могут сказать о человеке, как и его запахи.
В неразличимой темноте я взял наугад какой-то том и поднёс его к глазам. Н.А.Дмитриева «Краткая история искусств». Ого! Вот почему здесь царит такое согласие простоты и гармонии. Но что же может делать в лесной избе женщина, просвещённая в сути прекрасного? Понял, она — сельская учительница. Единственный, в своём роде, носитель культуры в здешнем захолустье.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59
Оттуда, из-за порога, пахнуло незнакомым духом. Я, почему-то, особо восприимчив к человеческому запаху. Точно зверь. Для меня запах кожи человека, его волос и дыхания указуют на человеческую персону лучшим образом, чем любые характеристики и рекомендации. Это жильё, во-первых, пахло женщиной, и, во-вторых, пахло совсем не по-деревенски. Такой дух, хотя и не выдаёт никакой особой благообразности, всё-таки не соединим с бесчисленными формами человеческой порочности. Уже радует. Чисто пахнет, значит чисто живут. А чисто живут, значит чисто мыслят. Я вошёл и закрыл за собой дверь.
— Хозяева!
Удивительны эти деревенские дома. Они так дорожат тишиной. Вот и мой голос будто провалился куда-то.
— Есть кто дома ?!
Тишина. Невозмутимая и всеохватная. Говорят, кто умеет слышать через тишину, способен понимать вкус простой воды и видеть, как растут деревья, — по-настоящему счастливый человек. Непонятно только, в чём же тут счастье.
Сев на лавку, я попробовал осмотреться. Тяжёлые сумерки вползали в дом сквозь вымытые дождём окна. Непроглядный мрак уводил всё дальше и дальше от глаз едва различимое житейское добро. Его было немного. Только стол, два стула, какие-то полки на стене и массивный постамент углу. Должно быть шкаф, какие называются шифоньерами. Они визгяво скрипят и с годами начинают скашиваться на один бок. Да, ещё был диван. Вполне приличный, если судить по очертаниям. Я вдруг подумал, что это нехорошо, забравшись в чужой дом, притаиться в темноте. Неприятный сюрприз для хозяев. И кто знает, что вообще они могут подумать.
После недолгих, но вполне драматических поисков выключателя, после нескольких сбитых со стены висячих безделушек и моего крушения на пол через подвернувшееся под ноги ведро, электричество оказалось в моей власти. Комнату обласкал ровный, неяркий свет.
Глаза любят спокойную сдержанность воспитанных чувств. Здесь все было именно так. Так, как любят глаза. Без этого жуткого разгула хрусталя и сельмаговского фарфора, без россыпи картонных иконок по стенам вперемешку с чеканками писающих мальчиков и длиннокосых красавиц, с обязательным портретом Высоцкого с гитарой и Есенина без гитары, с полдюжиной тупых фотографических морд в портретном исполнении и горшково-цветочной ботаникой на подоконниках. То есть, всего того хлама, что так дорог душе простого человека. Здесь ничего этого не было. Я рассматривал комнату и находил в ней всё большее внутреннее согласие со своими привычками и манерами. Впрочем, это были только мимолетные наблюдения. Обращаемость мыслей и чувств. Какое мне дело до этого дома и его хозяев.
Откинувшись на спинку дивана, я придался блаженной дрёме. И тут по мне ударил чей-то взгляд. Из темноты. Из застывшего сумрака дальнего угла комнаты. «Приятная» неожиданность, нечего сказать!
Поднявшись с дивана, я не очень уверенно шагнул навстречу этому взгляду. Дальняя часть комнаты была почти не освещена. Там находился кто-то совершенно нераспознаваемый. Казалось, что его скрывает не только темнота, но и тайна.
Всё оказалось куда проще. На книжной полке стояла большая фотография. С неё на меня смотрела молодая женщина. Этот живой и проницательный взгляд странно притягивал моё внимание. Я повертел фотографию в руках, поставил было на место, но почему-то снова взял и вернулся с ней к жёлтому пятну электрического света. Поставил фотографию на стол и сел напротив. Передо мной была женщина с глазами цвета августа. Она молчала, но мне вдруг показалось, что я слышу через эту тишину. Она молчала так открыто, словно допускала к душе того, кто умеет слушать ее молчание. Магическая красота её вовсе не рисовалась типичностью женского общеподобия. Она была такая одна.
Я смотрел, постепенно забывая обо всём том, что со мной произошло. Внезапно я окликнул самого себя. Там, в глубине этого безудержного провала. Омут её глаз похолодел. Я вскочил со стула. Ну да, конечно, как же это я сразу не распознал! Ведь дом, в который я попал, был женским. Женским! Мужчина здесь не жил. Эти стены, эти обои, занавески на окнах и подушки на диване не знали крепкого мужского духа. Не несли мужского следа.
Ну и что? Что это меняло? Вздохнув, я снова сел напротив фотографии. Пододвинулся к ней вплотную. Мне показалось, что она едва заметно улыбнулась. Должно быть, в ответ на моё прозрение.
Почему эта женщина живёт здесь? Так далеко от того мира, который пришёлся бы ей впору. Что вообще можно здесь делать?
Интересно, что она читает? Стенные полки с небрежной россыпью книг уже давно привлекали мой интерес. Хранимые книги так же много могут сказать о человеке, как и его запахи.
В неразличимой темноте я взял наугад какой-то том и поднёс его к глазам. Н.А.Дмитриева «Краткая история искусств». Ого! Вот почему здесь царит такое согласие простоты и гармонии. Но что же может делать в лесной избе женщина, просвещённая в сути прекрасного? Понял, она — сельская учительница. Единственный, в своём роде, носитель культуры в здешнем захолустье.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59