– Лучше отправиться в самый ад, чем терпеть такое. Завтра же поедем в Каракорум, и я поеду с тобой.
– Да, лучше в ад. Поедем, – подтвердил и Аваг, у которого от злости и горя не нашлось даже слез.
В сопровождении небольшой свиты Аваг поехал в Кутаиси к царице. Упав перед ней на колени, он взмолился:
– О, как ты мудра, венценосная, что не покорилась жестоким и коварным монголам. Они вероломны, и впредь не доверяй их лести и обещаньям, не подвергай опасности себя и надежду всей Грузии. И я виноват перед тобой, что советовал поклониться монголам и переехать в Тбилиси, дабы восседать на троне в настоящей столице Грузии. Хорошо, что не послушалась меня. Не слушай, что говорят их ноионы, не верь обещаньям до тех пор, пока не получишь клятву о неприкосновенности от самого главного хана.
– К большому хану, Аваг, я поехать не могу. Это путешествие не для слабой женщины. Да и боюсь довериться им, отпустят ли они меня обратно из своего Каракорума?
– Не ты, царица! Разве можем мы отпустить тебя к вероломному хану. Я, я решил отправиться в орду, чтобы выпросить у властителя монголов милость для тебя и для всей Грузии!
– Что ты, Аваг! Как мог ты подумать о поездке в Каракорум, ужаснулась царица.
– Я это решил не сегодня. Я много думал и считаю, что другого выхода нет. Сначала я поеду к хану Батыю, а потом уж к высочайшему повелителю всех монголов, наследнику Чингисхана.
– Как ты решился на такую жертву? Или тебе не дорога жизнь?
– Лучше уж смерть, чем это подобие жизни.
– Воистину это так. Бог свидетель, что я день и ночь молюсь о смерти, умоляю пресвятую деву поскорее взять меня к моей блаженной великой матери, – сказала царица, и голос ее задрожал. – Есть только одна забота, она-то и удерживает меня на земле – мой сын Давид. Он еще малолеток, и если я лишу себя жизни, то царство останется без хозяина, без головы. Буду влачить свое существование до тех пор, пока Давид войдет в совершенные лета и можно будет короновать его на престол Грузинского царства.
– Да продлит господь твои дни, царица. У грузинского народа осталась одна надежда, одно солнце, одна мать – это ты. Разве можешь ты обречь народ на сиротство?!
Русудан понравились слова Авага, она сквозь слезы улыбнулась ему.
– Не могу больше скрываться в горах. Надоело жить в страхе. Хочу спокойного царствования в Тбилиси. Монголы шлют ко мне одного посла за другим, зовут, уговаривают. Но я не могу решиться. Мне кажется, что одного моего унижения им будет мало, они разорвут меня живую на части. На примере русских князей мы видим, как трудно доверять монгольским ханам.
– Бог не допустит, чтобы ты попала к ним в лапы, не приведи господь. Осквернена грузинская земля, не хватает только, чтобы они осквернили и царицу. Нужно немного потерпеть. Вот я поеду и обо всем поговорю с главным ханом. Я привезу тебе ярлык на царство, и тогда ты будешь открыто царствовать в Тбилиси и тебя никто не посмеет тронуть.
– Уж если ты решился пожертвовать собой для грузинской царицы, молю тебя об одном, добейся, выхлопочи у монгольского хана, пусть признает царем моего сына Давида.
– Или я привезу милость хана для всех грузин, ярлык для тебя и твоего сына Давида, или не вернусь совсем, и тогда помяните меня здесь, на грузинской земле, в своих молитвах как погибшего за свою царицу и за свой народ. – Аваг потянулся поцеловать подол царицы, но Русудан обняла его как брата и вновь расплакалась. Аваг ведь знал ее с детства.
Проститься с Авагом и Турманом пришли все князья Грузии. Каждый принес им что-нибудь в дорогу: оружие, подарки на память и, конечно, снедь. Когда караван тронулся, то не только родственники вышли их проводить, но выходили на дорогу целые деревни. Знакомые и незнакомые бежали за караваном, воздевая руки к небу, били себя в грудь, по голове, царапали себе лица, одним словом, прощались так, как прощаются с отправляющимися на тот свет.
Большинство провожающих не представляло, куда уходит караван, увозящий первого рыцаря Грузии и первого поэта, героя Гарниси. Ходили слухи, что идут они на жертву ради спасения царицы и страны, едут в неведомую даль, куда отправлялся кое-кто и раньше, но откуда не возвращался еще ни один человек.
Прощались, просили прощения, если когда-нибудь пришлось невзначай обидеть. И снова били себя по голове, и снова до крови царапали себе лица, обнимали, рыдали и целовали. По таинственному пути растянулся караван, по неведомому, по нехоженому пути отправлялись первые высокопоставленные грузины в Каракорум.
Каракорум! Столица необъятного чудовищного монгольского государства. Все богатства: золото, серебро, драгоценные камни, государственная казна бесчисленных стран и княжеств ручьями стекались сюда, чтобы образовать то, что теперь называется Каракорум!
Самые лучшие мастера покоренных стран, каменщики и плотники, ювелиры и гончары, были согнаны сюда победителями.
Каракорум не походил на монгольский город – временное становище больших и маленьких быстро устанавливаемых и быстро разбираемых юрт. В столице монголов появились прямые улицы, широкие площади, прочные строения: дворцы и базары, караван-сараи и чайханы.
У кочующих дикарей, занимающихся к тому же грабежом, обычно скапливается много золота, но сразу бывает видно, что они еще не знают ему настоящей цены. Золото не прибавляет дикарям тонкого вкуса и не умеет в их руках превращаться в искусство.
Безвкусица бросается в глаза каждому и везде. И в быту монгольских князьков, и при высоком дворе самого хана, и в устройстве столицы. Напоказ выставлено то, что кричит. Ни в чем нет чувства меры, тонкости, благородства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140