В заключение, хоть и не люблю я мудреные речи, приведу обширную цитату из Максимилиана Волошина, который, несмотря на свое эстетство и кашу в голове, воистину предвидел появление феномена митьковской пляски, синтеза канона и импровизации, архаичного и современного: «Танец – самое высокое и самое древнее из искусств. Оно выше музыки, оно выше поэзии, потому что в танце вне посредства слова и вне посредства инструмента человек сам становится инструментом, песнью и творцом…
Танец – это искусство всенародное. Пока мы лишь зрители танца – танец еще не приобрел своего культурного, очистительного значения. Это не то искусство, которым можно любоваться со стороны: надо быть им захваченным, надо самим творить его. Римляне лишь смотрели на танцы; эллины танцевали сами – вот разница двух культур: солдатской и художественной. Первая создает балет, вторая – очистительное таинство».
Да, верно, культура митьков не создает балет. Танец митьков – не форма элитного искусства, а выражение сокровенного в человеке. Может, иной митек пляшет и хуже Барышникова (о чем еще сильно поспорить можно!), но ни один митек за свою пляску денег, слава Богу, не получил! И не получит!
6. Искусство открытого общества
Вопрос «какой танец ты танцуешь?» можно перефразировать: «каков канон твоего танца?». (Я тут упомянул про синтез канона и импровизации в митьковской пляске – замечу, что без синтеза эти два необходимые компонента и нежизнеспособны. Канон без импровизации не материализует бессознательные стороны личности, а импровизация без канона вообще не танец, а эдакие спонтанные движения, лишенные магического и космологического характера.)
Однако в открытом обществе вопрос начинает утрачивать свой смысл. Серьезное искусство открытого общества отказалось от канона, от структуры и формы, оно освободилось от многих несвобод (см. выше рекомендацию фон Хайека по освобождению от остатков несвобод).
Я пишу краткое руководство для хореографических кружков художественной самодеятельности, а не полемическую статью, я ничего обидного про свободное искусство открытого общества сказать не хочу, я к нему со всей душой. Поэтому извиняюсь, если нижеследующая метафора покажется обидной:
«Функция всех структур – сохранять форму и служить опорой – требует, по определению, в известной мере пожертвовать свободой. Можно привести такой пример: червяк может согнуть свое тело в любом месте, где пожелает, в то время как мы, люди, можем совершать движения только в суставах. Но мы можем выпрямиться, встать на ноги – а червяк не может». (Конрад Лоренц).
Зато червяк может саму способность встать на ноги объявить несерьезным делом и дорогой к рабству.
Трагичны, но справедливы комментарии к этой ситуации крупного исследователя культуры открытого общества Дмитрия Александровича Пригова. В серии статей и интервью он описывает такое положение вещей:
1. Высокая культура и высокие идеи в обществе непосресдвенно зависят от его характера, а оно в открытом обществе рыночное («…все высокие идеи и утопии переместились в новые нынешние слои и зоны культуры, т.е. в нынешние рынок и масс-культуру»).
2. Высокая культура и высокие идеи приватизированы рынком и масс-культурой, и вот тут не совсем понятно: то ли серьезным художникам теперь считается западно с высокой культурой связываться, то ли они права не имеют чужую приватизированную вещь трогать («…Объявление или обнаружение этих идей и утопий в произведениях искусства ныне моментально определяет их как произведение масс-культуры, независимо от личных мотивов и иллюзий автора… Как только серьезный художник начинает высказывать что-то высокое, он выпадает в зону поп или Голливуда… как только обнаружены высокие идеи и социокультурные утопии – это уже не серьезное искусство»).
3. Серьезным художникам теперь позволено заниматься только всякой хуйней («…серьезная культура работает с некими сложноследующими друг за другом саморефлектирующими операциями, порождая столь нынче популярные симулякры, смысле– и агрегатоподобия масс-искусства»).
И если кто-то из этого говнища высунет голову и возопит: «К идеалу!», то на него смеются и пальцем показывают.
Просто не хочется уже никаким искусством заниматься. Так митьки, художники общего профиля, базовым искусством которых была живопись, выбрали базовым искусством «самое высокое и самое древнее из искусств», пляску. Ведь до плясок «серьезные художники» еще не добрались, пляшет только молодежь на дискотеках.
7. Пляски открытого общества
Один грамотный, но пессимистически настроенный мастер исполнения «ковырялочки с притопом» повадился ходить на дискотеки наблюдать, как под рэп танцует молодежь.
– Что ты испытываешь там? – спросил я его.
– Американский этнолог Кольер так пишет про это: «Индейский вождь в резервации испытывает горечь более глубокую, чем воображение может вместить; горечь человека, с полной ясностью видящего разрушение своего мира презренными врагами, которым нет числа».
– Заковыристо ты объясняешь, прямо как индейский вождь… Как же называется танец, на который так горько глядеть?
– Никак не называется; говорят про себя: рейверы или колбасёры, или танцую под рэп. Отличают друг друга только по предпочтению того или иного наркотика. В основном нажрутся спида и колбасят.
– А пробовал ты с ними сплясать ковырялочку с притопом?
– Пробовал.
– Проняло их?
– Смеются, пальцем показывают. Острят по Фрейду.
– Это как же: приводят фрейдистские толкования ковырялочки с притопом?
– Нет, у Фрейда описан их сорт остроумия:
1 2 3 4 5 6 7