А потом, когда папу убили, мы сюда, к дяде Федору, на завод приехали.
- Его на войне убили?
- На войне. Мать рассказывала, что он был в каком-то отряде. И вот говорит один раз начальник отцу и еще одному казаку: "Вот вам пакет. Скачите в станицу Усть-Медвединскую, пусть нам помощь подают". Скачет отец да еще один казак. Уже и кони у них устали, а до Усть-Медвединской все еще далеко. И вдруг заметили их белые казаки и пустились за ними вдогонку. У белых казаков лошади свежие, того и гляди догонят. Тогда отец и говорит еще одному казаку: "На тебе, Федор, пакет и скачи дальше, а я возле мостика останусь". Слез он с коня возле мостика, лег и начал стрелять в белых казаков. Долго стрелял, до тех пор, пока пробрались казаки сбоку, через брод. Тут они и зарубили его. А Федор - этот другой-то казак - в это время далеко уже ускакал с пакетом, так и не догнали его. Вот какой у меня папа казак был! докончила рассказывать Нюрка.
Сильный грохот заставил вскрикнуть ребятишек. Должно быть, ветром, пробравшимся через щель, распахнуло верхнюю дверь. И раскаты взрывов ворвались в погреб.
- Колька... зак-к-рой! - заикаясь, закричал Васька.
- Закрой сам, - ответил Колька. - Я уже закрывал.
- Закрой, Колька! - громко расплакавшись, повторил Васька.
- Эх, ты! - неожиданно вставая, крикнула возбужденная своим же рассказом Нюрка. - Эх, вы... - Она отбросила Васькину руку, добралась до верхней двери, захлопнула ее и задвинула на запор.
Гул смолк.
Опять замолчали. И так сидели долго. До тех пор, пока Колька, который чувствовал себя виноватым и перед маленьким Васькой и перед Нюркой, не сказал:
- А ведь наверху-то больше не стреляют.
Прислушались - наверху тихо. Подождали еще минут десять - так же тихо.
- Бежим домой! - вскакивая, крикнул Колька.
- Домой, домой, - обрадовался Васька. - Вставай, Нюрка!
- Я боюсь... - захныкала Нюрка. - А вдруг как опять...
- Бежим! Бежим! - в один голос закричали Колька и Васька. - Не бойся, мы как припустимся...
Выбрались наверх. После черного подвала день показался сияющим, как само солнце.
Осмотрелись.
Тяжелые деревянные щиты, что стояли не очень далеко от погреба, были разбиты. Повсюду валялись разбросанные щепки, и чернели ямы возле еще не обсохшей раскиданной земли.
- Бежим, Нюрка! Дай я возьму твою корзину, - подбадривал ее Колька. Мы быстренько...
Перепрыгнули через окоп, пробрались через проход среди колючей разорванной проволоки и побежали под гору. Толстый Васька с неожиданной прытью помчался впереди, одной рукой держась за корзинку, другой крепко сжимая драгоценный осколок.
Колька и Нюрка бежали рядом, и Колька свободной левой рукой помогал ей тащить большую неуклюжую корзину.
Они уже спустились со ската и бежали теперь по мелкой поросли, как воздух опять задрожал, загудел, и снаряд, пронесясь где-то поверху, разорвался далеко в стороне и позади них.
Нюрка неожиданно села, как будто бы в ноги ей попал осколок.
- Бежим, Нюрка! - закричал Колька, бросая свою корзину и хватая ее за руку. - Оставь корзину! Бежим!
Артиллерийский наблюдатель с площадки вышки заметил среди мелкого кустарника три движущиеся точки.
"Вероятно, козы", - подумал он, поднося к глазам сильный бинокль. Но, присмотревшись, он ахнул и, схватив телефонную трубку, крикнул на батарею, чтобы стрелять перестали.
В бинокль он ясно увидел, как, то показываясь, то исчезая за кустами, по полю мчатся двое мальчуганов и одна девочка.
Один мальчуган крепко держал за руку девочку. Другой, путаясь ногами в высокой траве, запинаясь и спотыкаясь, бежал немного позади, крепко прижимая что-то обеими руками к груди. Затем он увидел, как из-за кустов вылетели двое посланных с батареи кавалеристов и, остановившись около ребят, соскочили с коней.
Конвоируемые двумя красноармейцами, ребята дошли до батареи. Командир был рассержен тем, что пришлось остановить учебную стрельбу, но когда он увидел, что виноваты в этом трое перепуганных и плачущих малышей, он перестал сердиться и подозвал их к себе.
- Как они пробрались через оцепление? - спросил он.
Ребята молчали. И за них ответил один из конвоиров:
- А они, товарищ командир, забрались еще спозаранку, до того, как было выставлено оцепление. А потом, когда наши разъезды кусты осматривали, так они говорят, что в погребе сидели. Я думаю, что они в четвертом блиндаже сидели. Они как раз с той стороны бежали.
- В четвертом блиндаже? - переспросил командир. И, подойдя к Нюрке, погладил ее. - В четвертом блиндаже! - повторил он, обращаясь к своему помощнику. - А мы-то как раз этот участок обстреливали. Бедные ребята!
Он провел рукой по разлохматившейся голове Нюрки и спросил ласково:
- Скажи, девочка, а зачем вы туда забрались?
- А мы деревеньку... - тихо ответила Нюрка.
- Мы хотели деревеньку посмотреть, - добавил Колька.
- Мы думали, она настоящая, а там одни доски, - вставил Васька, ободренный добрым видом командира.
Тут командир и красноармейцы заулыбались. Командир посмотрел на Ваську, который прятал что-то за спину.
- А что это у тебя в руках, мальчуган?
Васька засопел, покраснел и молча протянул командиру снарядный осколок.
- Это он не взял, это он под кустом нашел, - заступился за Ваську Колька.
- Это я под кустом, - виновато ответил Васька.
- Да зачем он тебе нужен?
Тут командир опять заулыбался, а обступившие их красноармейцы громко рассмеялись. И Васька, который никак не мог понять, над чем они смеются, ответил им, нахмурившись:
- Так ведь этакого осколка ни у кого нет, а у меня теперь есть.
- Ну, бегите, - сказал им командир. - Эх вы... малыши!
Он повернулся, посмотрел в записную книжку и закричал уже совсем другим голосом - громким и строгим:
1 2 3 4 5 6