В ближние что? В ближние и на лошади можно доехать. Аэропланы - в дальние. Мы, когда вырастем, Петька, то тоже - в дальние. Там есть и города, и огромнющие заводы, и большущие вокзалы. А у нас нет.
- У нас нет, - согласился Петька. - У нас только один разъезд да Алешино, да больше ничего...
Ребятишки замолчали и, удивленные и обеспокоенные, подняли головы. Гул опять усиливался. Сильная стальная птица возвращалась, опускаясь все ниже. Теперь уже были видны маленькие колеса и светлый блестящий диск сверкающего на солнце пропеллера. Точно играя, машина скользнула, накреняясь на левое крыло, завернула и сделала несколько широких кругов над лесом, над алешинскими лугами, над Тихой речкой, на берегу которой стояли изумленные и обрадованные мальчуганы.
- А ты... а ты говорил: только в дальние, - волнуясь и запинаясь, сказал Петька. - Разве же у нас дальние?
Машина опять взвилась кверху и вскоре исчезла, только изредка мелькая в просветах между толстыми розовыми тучами.
"И зачем он над нами кружился?" - думали ребята, торопливо пробираясь к разъезду, чтобы поскорей рассказать, что они видели.
Они были заняты догадками, зачем прилетал аэроплан и что он высматривал, и почти не обратили внимания на одинокий выстрел, глухо раздавшийся где-то далеко позади них.
Вернувшись домой, Васька еще застал дядю Серафима, которого угощали чаем.
Дядя Серафим рассказывал про алешинские дела. В колхоз пошло полдеревни. Вошло и его хозяйство. Остальная половина выжидала, что будет. Собрали паевые взносы и три тысячи на акции Трактороцентра. Но сеять будет в эту весну каждый на своей полосе, потому что земля колхозу к одному месту еще не выделена.
Успели выделить только покос на левом берегу Тихой речки.
Однако и тут случилось неладное. У мельника Петунина прорвало плотину, и вода вся ушла, не разлившись по протокам левого берега.
От этого трава должна быть плохая, потому что луга заливные и хороший урожай на них бывает только после большой воды.
- У Петунина прорвало? - недоверчиво переспросил отец. - Что это у него раньше не прорывало?
- А кто его знает, - уклончиво ответил дядя Серафим. - Может, вода прорвала, а может, и еще как.
- Жулик этот Петунин, - сказал отец. - Что он, что Данила Егорович, что Семен Загребин - одна компания. Ну, как они, сердятся?
- Да как сказать, - ответил хмурый дядя Серафим. - Данила - тот ходит, как бы его не касается. Ваше, говорит, дело. Хотите - в колхоз, хотите - в совхоз. Я тут ни при чем. Петунин - мельник, - тот действительно озлобился. Скрывает, а видать, что озлобился. В колхозный луг и его участок попал. А какой у него участок? Ха-а-роший участок! Ну, а Загребин? Сам знаешь Загребина. У этого всё шуточки да прибауточки. Недавно по почте плакаты прислали и лозунги разные. Ну вот, сторож Бочаров пошел их по деревне расклеивать. Где к забору, где к стене приклеит. Проходит он мимо избы Загребина и сомневается: вешать или не вешать? Как бы хозяин не заругался. А Загребин вышел из ворот и смеется: "Что же не вешаешь? Эх ты, колхозная голова! Другим праздник, а мне будни, что ли?" Взял два самых больших плаката, да и повесил.
- Ну, а Егор Михайлов как? - спросил отец.
- Егор Михайлов? - ответил дядя Серафим, отодвигая допитый стакан. Егор - крепкий человек, да что-то про него много неладного болтают.
- Что болтают?
- Вот, к примеру, говорят, что когда он два года в отлучке был, то будто его откуда-то прогнали за плохие дела. Будто бы чуть под суд не отдали. То ли у него с деньгами что-то неладное вышло, то ли еще как.
- Зря болтают, - уверенно возразил Васькин отец.
- Надо бы думать, что вря. А еще болтают, - тут дядя Серафим покосился на Васькину мать и на Ваську, - будто бы в городе у него эта самая есть... ну, невеста, что ли, - добавил он после некоторой заминки.
- Ну и что же, что невеста? Пускай женится. Он вдовый. Пашке да Машке мать будет.
- Городская, - с усмешкой пояснил дядя Серафим. - Барышня там или еще как. Ей богатого нужно, а у него какое жалованье?.. Ну, я пойду, - сказал дядя Серафим, поднимаясь. - Спасибо за угощение.
- Может быть, ночевать останешься? - предложили ему. - А то, гляди, темень какая. По проселку идти придется. Тропкой-то в лесу еще заплутаешься.
- Не заплутаю, - отозвался дядя Серафим. - По этой тропке в двадцатом с партизанами ух сколько было исхожено!
Он нахлобучил потрепанную соломенную шляпу с большими, обвислыми полями и, заглянув в окно, добавил:
- Эк, звезд сколько повысыпало, да и луна скоро взойдет - светло будет!
5
Ночи были еще прохладные, но Васька, забрав старое ватное одеяло да остатки овчинного тулупа, перебрался спать на сеновал.
Еще с вечера он условился с Петькой, что тот разбудит его пораньше и они пойдут ловить на червяка плотву.
Но, когда проснулся, было уже поздно - часов девять, а Петьки не было.
Очевидно, Петька и сам проспал.
Васька позавтракал жареной картошкой с луком, сунул в карман кусок хлеба, посыпанный сахарным песком, и побежал к Петьке, собираясь выругать его сонулей и лодырем.
Однако дома Петьки не было. Васька зашел в дровяной сарай - удилища были здесь. Но Ваську очень удивило то, что они не стояли в углу, на месте, а, точно наспех брошенные кое-как, валялись посреди сарая. Тогда Васька вышел на улицу, чтобы расспросить у маленьких ребятишек, не видали ли они Петьку. На улице он встретил только одного четырехлетнего Павлика Припрыгина, который упорно пытался сесть верхом на большую рыжую собаку. Но едва только он с пыхтеньем и сопеньем поднимал ноги, чтобы оседлать ее, Кудлаха перевертывалась и, лежа кверху брюхом, лениво помахивая хвостом, отталкивала Павлика своими широкими, неуклюжими лапами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24