Бумбараш попятился к порогу и наткнулся на подоспевшего брата Василия.— Что это? Постой! Куда прешь? — закричал Василий и схватил Бумбараша за плечи.Бумбараш рванулся и отшвырнул Василия в угол.— Чего кидаешься? — сердито спросил он. — Протри глаза тряпкой. Здравствуйте!— Семен! Вон оно что! — пробормотал, откашливаясь, Василий. — А я, брат, тебя не того… Серафима! — заорал он на оцепеневшую бабу. — Уйми ребят… Что же ты стоишь, как колода! Не видишь, что брат Семен приехал!— Так тебя разве не убили? — сморщив веснушчатое лицо, плаксивым голосом спросила Серафима и подошла к Бумбарашу обниматься.— На полвершка промахнулись! — огрызнулся Бумбараш. — Одна орет, другой — за шиворот. Ты бы еще с топором выскочил!— Нет, ты… не подумай! — сдерживая кашель и торопливо отыскивая что-то за зеркалом, оправдывался Василий. — Серафима, куда письмо задевали? Говорил я тебе — спрячь. Голову оторву, если пропало.— В комоде оно. От ребят схоронила. А то недавно Мишка квитанцию на лампе сжег… У-у, проклятый! — выругалась она и треснула притихшего толстопузого мальчишку по затылку.— Нет, ты не подумай, — торопился(оправдываться) Василий. — Тут не то что я… а кто хочешь!.. Мне староста… Как раз Гаврила Никитич, — сам письмо принес. Смотрю — печать казенная. «Что же, — спрашиваю я, — за письмо?» — «А то, что брат твой Семен, царство ему небесное, значит… на поле битвы…»— Как так на поле битвы! — возмутился Бумбараш. — Быть этого не может…— А вот и может! — протягивая Бумбарашу листок, сердито сказала Серафима. — Да ты полегче хватай! Бумага тонкая — гляди, изорвешь.И точно: канцелярия 7-й роты 120-го Белгородского полка сообщала о том, что рядовой Семен Бумбараш в ночь на восемнадцатое мая убит и похоронен в братской могиле.— Быть этого не может! — упрямо повторил Бумбараш. — Я — живой.— Сами видим, что живой, — забирая письмо, всхлипнула Серафима. — У меня, как я глянула, в глазах помутилось.— Избу мою продали? — не глядя на брата, спросил Бумбараш. — Поспешили?Василий кашлянул и молча развел руками.— Чего же поспешили? — вступилась Серафима. — Раз убит, то жди не жди — все равно мертвый. Да и за что продали! Нынче деньги какие? Солома. Гавриле Полувалову и продали. Баню новую он ставил… сарай… Варька-то Гордеева за него замуж вышла. Поплакала, поплакала да и вышла.Бумбараш быстро отвернулся к окошку и полез в карман за табаком.— О чем плакала? — помолчав немного, хрипло спросил он сквозь зубы.— Известно о чем! О тебе плакала… А когда панихиду справляли, так и вовсе ревмя ревела.— Так вы и панихиду по мне отмахали? Весело!— А то как же, — обидчиво ответила Серафима. — Что мы — хуже людей, что ли? Порядок знаем.— Вот он где у меня сидит, этот порядок! — показывая себе на шею, вздохнул Бумбараш. И, глянув на свои заплатанные штаны цвета навозной жижи, он спросил:— Костюм мой… пиджак синий… брюки — надо думать, тоже продали?— Зачем продали, — нехотя ответила Серафима. — Я его к пасхе Василию обкоротила. Да и то сказать… материал — дрянь. Одна слава, что диагональ, а раз постирала — он и вылинял. Говорила я тебе тогда: купи костюм серый, а ты — синий да синий. Вот тебе и синий!Бумбараш достал пару белья, кусок мыла. Ребятишки с любопытством поглядывали на его сумку.Он дал им по куску сахару, и они тотчас же молча один за другим повылетали за дверь.Бумбараш вышел во двор и мимоходом заглянул в сарай. Там вместо знакомого Бурого коня стояла понурая, вислоухая кобылка.«А где Бурый?» — хотел было спросить он, но раздумал, махнул рукой и прямо через огороды пошел на спуск к речке.
Когда Бумбараш вернулся, то уже пыхтел самовар, шипела на сковородке жирная яичница, на столе в голубой миске подрагивал коровий студень и стояла большая пузатая бутылка с самогонкой.Изба была прибрана. Серафима приоделась.Умытые ребятишки весело болтали ногами, усевшись на кровати. И только тот самый Мишка, который сжег квитанцию, как завороженный стоял в углу и не спускал глаз с подвешенной на гвоздь Бумбарашевой сумки.Вошел причесанный и подпоясанный Василий. Он держал нож и кусок посоленного свиного сала.Как-никак, а брата нужно было встретить не хуже, чем у людей. И Серафима порядок знала.В окошки уже заглядывали любопытные. В избу собирались соседи. А так как делить им с Бумбарашем было нечего, то все ему были рады. Да к тому же каждому было интересно, как же братья теперь будут рассчитываться.— А я смотрю, кто это прет? Да прямо в сени, да прямо в избу, — торопилась рассказать Серафима. — «Господи, думаю, что за напасть!» Мы и панихиду отслужили, и поминки справили… Мишка недавно нашел где-то за комодом фотографию и спрашивает: «Маманька, кто это?» — «А это, говорю, твой покойный дядя Семен. Ты же, паршивец, весь портрет измуслякал и карандашом исчиркал!»— Будет тебе крутиться! — сказал жене Василий и взялся за бутылку. — Как, значит, вернулся брат Семен в здравом благополучии, то за это и выпьем. А тому писарю, что бумагу писал, башку расколотить мало. Замутил, запутал, бумаге цена копейка, а теперь сами видите — вота, разделывайся как хочешь!— Бумага казенная, — с беспокойством вставила Серафима. — На бумагу тоже зря валить нечего.Самогон обжег Бумбарашу горло. Не пил он давно, и хмель быстро ударил ему в голову.Он отвалил на блюдце две полные пригоршни сахару и распечатал пачку светлого табаку.Бабы охнули и зазвенели стаканами. Мужики крякнули и полезли в карманы за бумагой.В избе стало шумно и дымно.А тут еще распахнулась дверь, вошел поп с дьячком и прямо от порога рявкнул благодарственный молебен о благополучном Бумбараша возвращении.— Варька Гордеева мимо окон в лавку пробежала… — раздвигая табуретки и освобождая священнику место, вполголоса сообщила Серафима.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18