С крыши домика, где жил Иртыш, легко было пробраться к крыльцу козьей барабанщицы, старухи Говорухи, и оттуда частенько летела на головы всякая шелуха и дрянь.Но зато когда Иртыш растоплял самовар еловыми шишками, дым черным столбом валил кверху. Говорухины козы метались по двору, поднимая жалобный вой. Высовывалась Говоруха и разгоняла дым тряпкой, плевалась и ругала Иртыша злодеем и мучителем.Жил на слободке народ мелкий, ремесленный: бондари, кузнецы, жестянщики, колесники, дугари, корытники. И еще издалека Иртыш услыхал знакомые стуки, звоны и скрипы: динь-дон!.. дзик-дзак!.. тиу-тиу!..Вон бочар Федотов выкатил здоровенную кадку и колотит по ее белому пузу деревянным молотком… Бум!.. Бум!..А вон косой Павел шаркает фуганком туда-сюда, туда-сюда, и серый котенок балуется и скачет за длинной кудрявой стружкой.«Эй, люди, — подумал Иртыш, — шли бы лучше в Красную Армию».Он отворил калитку и столкнулся с матерью.— А-а! Пришел, бродяга! — злым голосом закричала обрадованная мать и схватила лежавшую под рукой деревянную скалку для белья.— Мама, — сурово ответил Иртыш. — Вы не деритесь. Вы сначала послушайте.— Я вот тебе послушаю! Я уже слушала, слушала, все уши прослушала! — завопила мать и кинулась к нему навстречу.«Плохо дело!» — понял Иртыш и неожиданно сел посреди двора на землю.Этот неожиданный поступок испугал и озадачил мать Иртыша до крайности. Разинув рот, она остановилась, потрясая скалкой в воздухе, тем более что бить по голове скалкой было нельзя, а по всем прочим местам неудобно.— Ты что же сел? — со страхом закричала она, уронив скалку, беспокойно оглядывая сына и безуспешно пытаясь ухватить его за короткие и жесткие, как щетина, волосы. — Что ты сел, губитель моего покоя. У тебя что — бомба в ноге? Пуля?— Мама, — торжественно и печально ответил Иртыш. — Нет у меня в ноге ни бомбы, ни пули. А сел я просто, чтобы вам на старости лет не пришлось за мной по двору гоняться. Бейте своего сына скалкой или кирпичом. Вот и кирпич лежит рядом… вон и железные грабли. Мне жизни не жалко, потому что скоро все равно уже всем нам приблизится смерть и погибель.— Что ты городишь, Христос с тобой! — жалобно спросила мать. — Откуда погибель? Да встань же, дурак. Говори толком!— У меня горло пересохло! — поднимаясь с земли и направляясь к столу, что стоял во дворе под деревьями, ответил Иртыш. — Был я в деревне Катремушки. И было там людям видение… Это что у вас в кастрюле, картошка?.. И было там людям видение, подвиньте-ка, мама, соли!.. За соль в Катремушках пшено меняют… Пять фунтов на пуд… Ничего не вру… сам видал. Да, значит, и было там людям видение — вдруг все как бы воссияло…— Не ври! — сказала мать. — Когда воссияло?— Вот провалиться — воссияло!.. Воссияло!.. Ну, сверху, конечно. Не из погреба… Вот вы всегда перебиваете… А я чуть не подавился… Вам Пашка котелок прислал — возьмите. Табаку спрашивает. Как нету?.. Он говорит: «Есть на полке за шкапом. Без табаку, — говорит, — впору хоть удавиться». Говорили вы ему, мама: «Не кури — брось погань!», а он отца-матери не слушался, вот и страдает. А я вас слушался — вот и не страдаю…— Постой молоть! — оборвала его мать… — Ну, и что же — видение было?.. Глас, что ли?— Конечно, — протягивая руку за хлебом, ответил Иртыш. — Раз видение, значит, и глас был. Я, мама, к вам домой бежал, торопился — за проволоку задел, штанина дрызг… Вон какой кусок… Вы бы мне зашили, а то насквозь сверкает, прямо совестно… Хотел было вам по дороге малины нарвать… да не во что!..Помните, как мы с отцом вам однажды целое решето малины нарвали. А вы нам тогда чаю с ситным… А жалко, мам, что отец помер. Он хоть и пьяница был, но ведь бывал же и трезвый… А песни он знал какие… «Ты не стой, не стой на горе крутой!» Спасибо, мама, я наелся.— Постой! — вытирая слезы, остановила его мама. — А что же видение — было?.. Глас был?.. Или все, поди, врешь, паршивец?..— Зачем врать?.. Был какой-то там… Только что-то неразборчиво… Одни так говорят, другие этак… А иной, поди, сам не слыхал, так только вря брешет. Дайте-ка ведра, я вам из колодца воды принесу, а то у вас речная, как пойло.И, схватив ведра, Иртыш быстро выскользнул за калитку.Мать махнула рукой.— Господи, — пробормотала она. — Отец был чурбан чурбаном. Сама я как была пень, так и осталась колода. И в кого же это он, негодный, таким умником уродился? Ишь ты… видение… сияние…Она вытерла слезы, улыбнулась и начала среди барахла искать крепкую ткань своему непутевому сыну…
1936-1937
ПРИМЕЧАНИЯ В марте 1936 года Аркадий Гайдар ответил на письмо юных читателей из Орла: «…Осенью вы уже, вероятно, будете читать мою новую повесть „Талисман“, над которой я сейчас крепко работаю».
Какое название дать своей новой повести, Аркадий Гайдар тогда еще окончательно не решил. В разговорах с друзьями все же чаще называл ее «Бумбараш». Очень ему нравилось это звонкое, с рокотом барабана, имя. В газете, сообщая о своих творческих планах, писал, что работает над повестью «Талисман».Но дело не в названии. Он начал писать эту повесть вскоре после выхода в свет «Голубой чашки». Был окрылен успехом, и работа шла споро.«Повесть я тебе сдам хорошую, — сообщал Аркадий Гайдар в письме редактору журнала „Пионер“ Б. А. Ивантеру, — доволен будешь. Написал вчера такую фразу — что два часа ходил и улыбался… Да здравствует веселый Бумбараш, да здравствует юный человек — Иртыш — веселая голова».Почему повесть осталась незавершенной, рассказывает Р.И.Фраерман: "Гайдар был чрезвычайно доволен, как шла работа над «Бумбарашем». Он писал эту повесть с вдохновением.И вдруг в свет выходит повесть Валентина Катаева «Шел солдат с фронта», или, как она потом стала называться, «Я — сын трудового народа».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18