– Хорошо! – отмахнулся Рушинский. – Подождут.
Станислав Антонович покачал головой, но ничего не сказал:
Они с Константином снисходительно относились к слабостям компаньона.
«Пакостник» яростно отбивался: последнюю жизнь он хотел продать недешево.
– А если так? – Рушинский бросил в него виртуальный стилет.
«Пакостник» припал на одно колено и, не выпуская кусок камня с фрагментом рисунка, потащился в сторону спасительного тоннеля.
– Брось, а то уронишь! – засмеялся Виктор Николаевич, отбирая у него последнюю жизнь:
– Стас! Смотри!
– Вить! – Саблинов взглянул на часы.
Умирая, враг растворился в тоннеле, и табло показало, что жизненных сил и оружия у него – ноль.
– Как я его! Иду, иду!..
Видя, что машина не заведется, Рената раскрыла дверцу и выпрыгнула.
– Куда?! – крикнул Ник.
Она бежала сломя голову, бежала вдоль обочины, в направлении покрытого туманом города. Бежала так быстро, что длинноногий Ник с трудом настигал ее.
Орел тяжело снялся со своего наблюдательного поста и понес свое тело в сторону поля, вслед за жаворонком, отбившимся от стайки и подлетевшим слишком близко к опасному рубежу.
Гроссман схватил Ренату. Она брыкалась у него в руках и рыдала.
Жаворонок стремительно улетал от орла.
– Пусти меня! Пусти ме… – тут она странно, неестественно вздрогнула.
Жаворонок несся в их сторону, как за спасением. Это было последнее, что видела девушка.
– Бо…же… – выдавила она, и на губах ее выступила кровь.
Тело напряглось и расслабилось, и так несколько раз, помимо её воли. Глаза широко раскрылись, но она уже ничего ими не могла увидеть: тень застила их.
Николай выхватил платок и попытался всунуть его между зубов Ренаты, но все напрасно. Сжав челюсти, она захрипела и забилась, как в конвульсиях. Позвоночник затрещал.
– Малышка! Маленькая!!! – Гроссман прижал ее к себе.
Стиснутые зубы внезапно раздвинулись. Изо рта девушки, ударив Николая в щеку, выплеснулась кровавая пена. Тело вытянулось, глаза потеряли выражение.
Жаворонок, рвавшийся к ним, был отрезан хищником и спикировал в сторону для разворота. Узкие крылышки трепетали.
Николай разорвал блузку Ренаты и приложил ухо к ее груди. Сердце не билось, пульса не было. Глаза, бесцветные и прозрачные, смотрели в никуда
– в вечность, зрачки стекленели. Блестящие рыжие волосы путались в грязной траве, с приоткрытых губ стекала кровь. Гроссману показалось, что из девушки что-то выдернули, такой она вдруг стала невесомой и опустошенной.
Ник положил ее на землю, до боли зажмурил веки и, вцепившись в волосы, потянул их.
– Господи! – забормотал он. – Верни ее, господи! Я никогда не буду такой сволочью, как раньше, только верни ее!
Гроссман взглянул на Ренату. Она по-прежнему безжизненно смотрела в сторону города, которого так и не достигла.
Развернувшись по дуге, жаворонок опять несся к ним, преследуемый орлом…
Ослепительная красная вспышка, растаяв, подарила ей этот мир. Она стояла на ступенях, ведущих в бассейн, завернутая в легкую темно-синюю мантию. Звучала музыка, черноглазый колдун читал заклинания.
– Постой! – окликнула она Помощника Верховного Жреца, который из последних сил полз в сторону пространства за колоннами. Багровый след тянулся за ним по каменным плитам, он хватался за любой зазор в полу, лишь бы отвоевать у смерти маленькое мгновение.
– Я иду с тобой! – жрица подбежала к капюшоноголовому жрецу и подхватила его под руку. Рывок – и они очутились там.
Помощник поднялся на ноги. Здесь силы вернулись к нему, а девушка напрочь забыла о Тессетене, воины которого едва не убили всех ее служителей во главе с капюшоноголовым Проводником.
И старый мудрец говорил тринадцати:
Если я буду иметь дело с камнями, То не стану ломать преграды.
Я наберусь терпения, как ты, о вода!
– Мы вернемся. Танцуй! – попросил Помощник Верховного.
Жрица сбросила мантию и осталась в наряде для Встречи Рассвета. И тогда, забыв обо всем, она начала свой танец.
На границе миров вспыхнули костры, отсчитывая последние секунды Четвертого Солнца.
Жрица увидела себя танцующей на ступенях над храмовым бассейном.
И вспенилась неподвижная гладь бассейна, и из воды, расправив огненные крылья, вылетела прекрасная птица, что отбрасывала человеческую тень. Тогда мир перевернулся и птица помчалась к солнцу, стремясь обжечься и погибнуть, ибо так было всегда.
Тишину нарушило нежное тоскливое пение, похожее на мелодичный стон.
– Н-е-е-ет! – закричала упавшая в воду жрица, протягивая к ней руки.
– Не надо! Стой!
Я наберусь терпения, как ты, о вода!
От солнца отделился смертоносный луч и ударил в птицу.
Отвратительные саламандры выползли из священного костра.
Черный снег сыпался с небес, черный снег – все, что осталось от птицы. Надо было подобрать каждую обугленную снежинку, и тогда…
Полыхая огненной чешуей, саламандры бросились в наступление.
Я наберусь терпения, как ты, о, вода!
И жрица, набрав пригоршню воды, плеснула ею на осмелевших тварей. Ящерицы в ужасе зашипели, три из них корчились на плитах, исходя густым паром. Еще пригоршня и еще. Злобно огрызаясь, твари отступили и исчезли в огне.
Колдун помог девушке собрать все до последней песчинки…
И тогда мертвый пепел зашевелился, из смерти возрождалась жизнь. Прекрасная птица, расправив крылья, взлетела в воздух.
Тело ее удлинилось, вместо перьев в небо потянулись человеческие руки, спрятанное под капюшоном лицо было запрокинуто к небу, ветер трепал черные складки украшенной драгоценным бисером хламиды.
На месте перевоплотившегося Феникса перед ними стоял Помощник Верховного Жреца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81