– Она права: я действительно ее телохранитель. Это моя обязанность. Иди на мое место.
– Нет уж, я, черт возьми, протестую! Никаких хозяев-слуг, равноправие так равноправие! Баста! Эй, ты, просыпайся! Живо!
– Ник… – Саша устало положил локоть на приспущенное стекло в дверце, глядя не на Гроссмана, а куда-то в сторону, мимо. – Сейчас четыре часа утра, в это время всем страшно хочется спать. Через час – полтора начнется рассвет. Представь себе ситуацию, если она задремлет или прозевает поворот.
Николай сочувственно покачал головой:
– У меня такое ощущение, что тебе хочется, чтобы она спала как можно дольше. Разубеди меня, если сможешь!
– Пусть поспит. Может, и правда… – Саша не договорил.
Гроссман выбрался из машины:
– Потом не говори, что я не предупреждал…
Телохранитель зевнул, потер виски и, хлопнув дверцей, завел машину. Николай откинул спинку кресла настолько, насколько позволяла лежащая сзади Рената, и тут же заснул.
Через полчаса езды табличка показала, что до города остается пятьдесят километров. Всюду мелькали домики, садики, какие-то магазины, высоковольтные вышки, убегавшие за дальний холм – приметы небольшого пригородного поселка.
На горизонте светало. Саша старался смотреть не только на дорогу, но и по сторонам, опасаясь потерять внимательность и задремать. Поселок быстро закончился полем, поле отделилось от дороги длинным пригорком, а затем вновь потянулась лесополоса – искусственные посадки с полуоблетевшими листьями.
Фары осветили табличку «Пост ГАИ» и знак ограничительной скорости – «30км/ч».
– Им что, делать нечего?.. – пробормотал телохранитель.
Возможно, власти Новочеркасска, стараются перестраховаться от визитов нежелательных гостей, в неспокойной, криминогенной обстановке Северного Кавказа… В любом случае, на такой машине свернуть с трассы не будет лишней мерой. Саша вывел джип на просеку и этим стряхнул с себя остатки дремоты. Машину подбрасывало на многочисленных кочках, но пассажиры спали, как убитые. Телохранитель увидел более или менее приличную дорогу и, свернув, поехал вдоль виноградных рядов. Машина оставляла за собой клубы желтой пыли.
Светало довольно быстро. Впереди, выхваченный дальним светом фар, сиротливо стоял чей-то «уазик», а возле него копошилось трое мужчин, один из которых почти бросился под колеса джипу:
– Слушай, дарагой, памаги, а? Наш засранец посреди дароги застрял – видишь, да? Ни туда, ни сюда, слушай! Может, буксонешь нас, вдруг заведется?
Саша нехотя выбрался из машины и поежился от утреннего холода.
– Я посмотрю, что там у вас…
– Пасматри, дарагой, пасматри!
Два спутника кавказца были русскими. Один из них угрюмо ткнул средним пальцем в переплетение проводов и шлангов. Саша слегка наклонился, чтобы при свете фонарика рассмотреть причину поломки. Наклонился, как уже сказано, слегка.
– Что, земляк, в машинах шаришь? – спросил его ближайший мужчина, кладя руку на промасленную тряпку возле крышки капота.
– Вроде того, – ответил телохранитель, почесывая в затылке.
Кавказец, достававший трос, побежал к джипу.
– Молото-о-к! – протянул оказавшийся позади третий, а его напарник судорожно путался в грязных складках ткани, пытаясь нащупать курок обмотанного тряпкой пистолета. Саша, резко опустив руку, до этого приподнятую к голове, нанес удар локтем в солнечное сплетение противнику и практически одновременно воткнул майя-гири «Майа-гири» – прямой удар ногой




* * *

В живот вооруженному напарнику. Тот неудачно выстрелил, и телохранитель вывел его из строя серией ударов. При каждом их соприкосновении происходило что-то странное: здоровяк превращается в обессиленную развалину, а этот доходяга, немочь бледная, прямо на глазах обретает энергию.
Отдышавшись, водила охватил Сашу поперек туловища, сдавив руки. Телохранитель скользнул к земле, на одно колено, ухватив при этом парня за куртку на плечах. Не применяя ни особых усилий, ни хитрых уловок, он перебросил противника через голову, обрушив его немалый вес на поднимавшегося здоровяка-напарника. То ли ему все это нравилось, то ли по другим причинам, но Саша не спешил воспользоваться выпавшим из рук здоровяка пистолетом.
Все это раскручивалось очень быстро. Параллельно этому кавказец, схватив за волосы Ренату, пытался выволочь ее из машины. Ничего спросонья не соображая, она на чем свет ругала какого-то Гроссмана. Увы, бывшего мужа Ренаты кавказец сразу не заметил, а зря. Проснувшись, Ник заехал каблуком «казачка» ему по зубам. От неожиданности тот выпустил девушку.
– Что за хамская наглость?! – Гроссман «добавил» ему дверцей. – Чего хочешь, чудило? – и едва не свернул кисть о челюсть кавказца (давно не практиковался).
– А, казёл!!! – опрокинувшись в пыль, проревел тот.
Растирая ноющий кулак, Николай хорошенько пнул его:
– Чего хочешь, урод?! Писать? Какать? Яблочко?
Кавказец ухватил его и повалил за собой в пыль. Громилы – Сашины противники – не могли понять, чем их берет этот «задохлик». При каждом новом прикосновении к нему (а иногда он как будто нарочно подставлялся) их мышцы будто пронизывало током, тело становилось вялым, переставало слушаться. А на губах телохранителя играла издевательская самоуверенная ухмылочка, ее было видно даже в предрассветных сумерках.
Гроссман с кавказцем катались в пыли, били друг друга по физиономии и матерились каждый на своем языке (по крайней мере, Николай). Рената подняла с коврика под ногами лопатку, выскочила из машины и плашмя стукнула по голове своего обидчика:
– Вот тебе, скотина! – когда ее дергали за волосы, да еще с такой силой, она готова была убить любого.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81