— Ксоталанцы! — рычал он. — Они в крепости!
Конан помчался по коридору и наткнулся на Валерию, которая выскочила из своей комнаты.
— Что творится, черт побери? — закричала она.
— Говорят, прорвались ксоталанцы, — сказал он. — И похоже, что это правда.
Втроем они ворвались в тронный зал и зрелище, которое открылось им, было самым кровавым из кошмаров. Около двадцати мужчин и женщин с изображениями белых черепов на груди схватились с людьми Техултли. Женщины обоих кланов бились наравне с мужчинами и пол в зале был усеян мертвыми телами.
Ольмек в одной набедренной повязке бился у подножия своего трона. Таскела прибежала из своих покоев с мечом в руке.
Ксатмек и его напарник были убиты, и поэтому никто не мог объяснить людям Техултли, каким образом враг ворвался в крепость. И тем более никто не мог объяснить причины этой безумной атаки.
Но потери ксоталанцев были большими, а положение более отчаянным, чем полагали их враги. Союзник, покрытый чешуей, был покалечен, Пылающий Череп убит, а один из четырех воинов перед смертью успел сообщить о двух белокожих рубаках, которые укрепили силы неприятеля. Этого было достаточно, чтобы привести их на грань отчаяния и бросить на врагов.
Люди Техултли оправились уже от первого шока, стоившего им нескольких жизней и яростно сражались, а стражники с нижних этажей изо всех сил спешили, чтобы вступить в бой.
Это была битва диких собак, слепая, безжалостная, до последнего вздоха. Все больше ярко-красных пятен расцветало на пурпурном полу. Трещали столы и кресла из слоновой кости, падали бархатные шторы и тоже окрашивались красным, Это была кровавая кульминация кровавого полувека и все это понимали.
Но исход битвы был предрешен. Люди Техултли, и так вдвое превышающие противника числом, воспрянули духом, когда в бой вступили их светлолицые союзники.
А они ворвались, словно ураган, ломающий молодой лес. Сила Конан превышала силу троих тлацитланцев и ни один из них не мог сравниться с ним в быстроте. В этой людской гуще он двигался с быстротой молнии и сеял смерть, словно волк в овечьем стаде, оставляя за собой груды искалеченных тел.
Рядом с ним с улыбкой на губах сражалась Валерия. Она превосходила силой обычного мужчину, но была много опасней. Меч в ее руке казался живым. Если Конан повергал своих противников тяжестью и силой удара, разбивая головы и выпуская кишки, то Валерия сначала ошеломляла врага своим несравненным искусством фехтования. То один, то другой воин падал с пробитой грудью, не успев даже замахнуться. Конан шел по залу подобно буре, сметающей все на пути, Валерия же казалась призраком. Она постоянно меняла позицию, рубила и колола, а все мечи, направленные в нее, пробивали воздух. Враги умирали, слыша ее издевательский смех.
Ни пол, ни состояние участников не имели значения в этом сумасшедшем бою. Еще до того, как Конан и Валерия ворвались в зал, пятеро ксоталанок уже лежали на полу, с перерезанными глотками. Когда кто-нибудь опускался на пол, всегда наготове был кинжал для беззащитной шеи или нога, способная размозжить голову об пол.
От стены к стене, от двери к двери перекатывались волны беспощадного сражения. В конце концов на ногах остались только люди Техултли и двое белых наемников. Тупо и мертво глядели друг на друга оставшиеся в живых — жалкие обломки целого мира.
Они стояли, широко расставив ноги, их клинки были окрашены и выщерблены, кровь текла по их рукам, когда они смотрели друг на друга над телами изрубленных друзей и врагов. Не было ни сил, ни воздуха в груди, чтобы издать победный клич, поэтому из уст их вырвался только безумный звериный вой, подобный волчьему.
Конан схватил Валерию за руку и прижал к себе.
— У тебя рана на ноге, — буркнул он.
Она глянула вниз и только сейчас почувствовала боль. Должно быть, какой-то умирающий воин успел вонзить кинжал.
— Ты сам в крови, как мясник, — засмеялась она.
— Со мной порядок. Ничего серьезного. А вот твою ногу надо перевязать.
Широкая грудь и борода Ольмека тоже были в крови. Глаза его горели, словно отблески пламени на черной воде.
— Мы победили! — самозабвенно кричал он. — Война окончена! Ксоталанские псы мертвы! О боги, хоть бы один выжил, чтобы содрать с него кожу! Но они и так хороши. Двадцать мертвых псов! Двадцать красных гвоздей в черном дереве колонны!
— Лучше займись ранеными, — отвернулся от него Конан. — Эй, девочка, дай-ка я погляжу твою ножку.
— Подожди! — она нетерпеливо оттолкнула его руку. Пламя борьбы все еще пылало в ее душе, — Вы уверены, что все лежат здесь? Что если на нас нападут с другой стороны?
— Они не стали бы разделять клан перед таким походом, — сказал Ольмек. Рассудок помаленьку возвращался к нему. Без своих пурпурных одежд он походил скорее на обезьяну-людоеда, чем на князя. — Клянусь головой, мы положили их всех. Их было меньше, чем я думал, и вело их отчаяние. Но каким образом они проникли в крепость?
К ним подошла Таскела, вытирая меч о бедро. В руке она держала предмет, найденный возле трупа вождя Ксоталанцев — того самого с султаном из перьев.
— Флейта безумия, — сказала она. — Один из воинов сказал мне, что Ксатмек открыл врагам ворота и бросился на них — воин сам это видел и даже слышал последние звуки этой мелодии, которая, как он сказал, заледенила его душу. Толькемек много рассказывал об этой флейте. Жители Ксухотла поклонялись ей, потом она лежала в гробнице какого-то древнего мага. Каким-то образом эти псы нашли ее и сумели использовать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27