– Вы только посмотрите на Белибну! – Она указывала на девушку, так неестественно рассмеявшуюся секунду назад.
Словно предчувствуя недоброе, соседи подались в стороны, пропуская ту, что, казалось, не слышала и не видела их. А она запрокинула голову (блеснули драгоценности в волосах), и в зале для пиршеств зазвенел ее надрывный, истерический смех. Стройное тело раскачивалось из стороны в сторону, постукивали друг о друга браслеты на воздетых белых руках, в темных глазах появился стеклянный блеск, полные алые губы кривились, исторгая взрывы противоестественного хохота.
– Одержимая... Десница Эрейбу на ней, – едва слышно вымолвила арабка.
– Белибна! – громко окликнул Нарам-нинуб. Ответом ему был лишь очередной приступ жуткого смеха. Потом девушка хрипло закричала во весь голос:
– По тропе, с которой нет возврата, к дому тьмы, обиталищу Нергала... О, Апсу, сколько горечи в твоем вине!
Эта тирада завершилась диким воплем, и девушка, сорвавшись со своей подушки, запрыгнула на подиум, в руке блеснул кинжал. На разные лады закричали гости и куртизанки, в панике бросились врассыпную. Но девице было не до них, ей был нужен один лишь Пиррас, это к нему она мчалась с лицом, превратившимся в уродливую маску бешенства и безумия. Аргайв перехватил и заломил ее руку, – что сила женщины, пусть даже сумасшедшей, для стальных мускулов варвара? Он так оттолкнул Белибну, что она покатилась по ступеням вниз, где и осталась лежать среди бархатных подушек. Из груди торчала рукоять кинжала – клинок вонзился в сердце, когда одержимая падала.
Прервавшиеся столь нежданно разговоры возобновились, как только стражники уволокли безжизненное тело из зала и гости в сопровождении юных танцовщиц вернулись на свои места. Все были взволнованы и испуганы, но старались поскорее вычеркнуть из памяти неприятный эпизод, вино опять полилось рекой. Только Пиррас, поднявшись на ноги, взял у раба свой широкий малиновый плащ и набросил на плечи.
– Останься, мой друг, – принялся уговаривать его Нарам-нинуб. – Давай не позволим этому незначительному происшествию испортить нам праздник. Мало ли безумцев на свете?
Пиррас, хмурясь, покачал головой:
– Нет уж, довольно на сегодня возлияний и обжорства. Пойду домой.
– Что ж, значит, пир окончен, – во всеуслышание объявил семит, поднявшись и хлопнув в ладоши. – К дому, подаренному тебе королем, ты отправишься в моем паланкине... Ах нет, я же забыл, ведь ты не признаешь езды на плечах людей. В таком случае я сам провожу тебя. Господа, не желаете ли составить нам компанию?
– Идти пешком, как простолюдины? – запинаясь, отозвался принц Эрлишу. – Видит Энлиль, я согласен! Хоть какая-то новизна. Но мне понадобится раб, чтобы шлейф моей мантии не волочился в пыли. Пошли, друзья, нам давно пора взглянуть на дом господина Пирраса, клянусь Иштар!
– До чего же странный человек, – зашепелявил Айби-Энгур, обращаясь к Либит-ишби, когда шумная компания высыпала из величественного портала главного входа и двинулась вниз по широкой лестнице, охраняемой бронзовыми львами. – Ходит пешком по улицам без рабов и охраны, точно простой торговец.
– Будь осторожен, – промурлыкал в ответ собеседник. – Он скор на расправу и в фаворе у государя Эннатума.
– Даже фавориту короля следовало бы хорошенько подумать, прежде чем оскорблять бога Ану, – сразу понизив голос, заявил Айби-Энгур.
Вельможи неторопливо шли по мощенной белым камнем улице, городской люд, разевая рты от изумления при виде этой импровизированной процессии, почтительно склонял бритые головы. Солнце только всходило, но жители Ниппура были ранними пташками, великое множество горожан толпилось среди торговых рядов и лавок, где купцы разложили свои товары. Ремесленники и чиновники, проститутки и солдаты в медных шлемах...
Над ними светлело лазоревое небо, обласканное первыми лучами нарождающегося светила; уже припекало; играли солнечные зайчики на глянцевитой поверхности стен. В Ниппуре преобладали трех– и четырехэтажные здания из обожженного солнцем кирпича; крыши были плоские, а стены покрыты цветными эмалями, все это превращало столицу в буйство ярких красок.
Где-то неподалеку заунывно голосил жрец:
– О Баббар, к твоей милости и справедливости взываем...
Пиррас еле слышно выругался под нос. Они как раз проходили мимо величественного храма Энлиля, грандиозное сооружение вздымалось в ярко-синее небо на добрых три сотни шагов.
– Башни так высоки, что кажутся неотъемлемой частью небес, будто глазурью покрытых, – проворчал он, пятерней откидывая со лба непокорную прядь волос. – Вот он, мир, созданный человеком.
– Нет, друг мой, – возразил Нарам-нинуб. – Эйя построил мир из плоти Тиамат.
– А я утверждаю, что люди сотворили Шумер! – воскликнул Пиррас, которому вино затуманило взор. – Они создали эту скучную равнинную страну, такую сытую и благополучную. Усыпали долину городами, изрезали каналами и облили лазоревой муравой. Вот я родился в стране, созданной богами, клянусь Имиром! Там, где высятся величественные голубые горы с искрящимися на солнце снежными пиками; между ними длинными тенями – тучные зеленые долы; шумя и пенясь, стремительно несутся с обрывистых склонов водные потоки, и о чем-то поет в листве высоких деревьев бродяга ветер...
– Пиррас, я тоже частенько вспоминаю свою родину, – откликнулся семит. – Ночью, под луной, пустыня бела до жути и холодна, днем же преображается в раскаленную серо-бурую бесконечность. Но весь фокус в том, что лишь в кишащих народом городах можно достичь богатства и вкусить наслаждений, только в этих ульях из бронзы и камня, глазури и золота, шелков и человечьей плоти можно почувствовать себя настоящим творением богов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10