Плотно сомкнувшись, подняв щиты, они устремились вперед. Позади них высокая фигура в неподвижной колеснице воздела руки, с которых ниспадали рукава белого одеяния, в чудовищном заклинании-призыве.
Когда орда влилась в широкий вход долины, люди холмов выпустили стрелы. Несмотря на защитный строй, нападающие валились дюжинами. Стигийцы отбросили свои луки. Со склоненными головами в шлемах, блестя темными глазами над краями щитов, они двигались вперед неукротимой волной, перешагивая через упавших товарищей. Но шемиты отвечали стрелами на стрелы, и от туч стрел потемнело небо. Конан смотрел поверх вздымающихся волн копий и думал, какой новый ужас призовет колдун. Каким-то образом он чувствовал, что Нэток, как все ему подобные, был куда страшнее в защите, чем в нападении; атаковать его значило вызвать катастрофу.
Но несомненно это магия двигала орду вперед в зубы смерти. У Конан перехватило дыхание от опустошения, нанесенного стремящимся вперед рядам. Края клина постепенно таяли, и уже долина была покрыта мертвецами. Но живые шли вперед, как безумцы, словно не сознавая присутствия смерти. Одной только численностью своих луков они начали сметать лучников с утесов. Тучи стрел летели вперед, заставляя людей холмов прятаться. Паника вспыхнула в их сердцах при приближении этой неотвратимой силы, и они с безумным усердием работали своими луками. Глаза их блестели, как у попавших в ловушку волков.
Когда орда приблизилась к более узкому горлу Пути, вниз, громыхая, полетели валуны, круша нападающих дюжинами, но атака не прекратилась. Волки Конана собрались с силами для неизбежного прямого столкновения. Плотно сомкнув ряды, превосходящие противника броней, они мало пострадали от стрел. Конан боялся непосредственного удара, когда огромный клин вобьется в его тонкие цепи. И, как он теперь понимал, разбить этот напор невозможно. Он схватил за плечо стоящего рядом захейми.
— Есть какой-нибудь способ всадникам спуститься в боковую долину за этим западным горным гребнем?
— Есть, но путь крутой и опасный. Он хранится в тайне и всегда охраняется. Но…
Конан силой тащил его туда, где Амальрик восседал на своем огромном боевом коне.
— Амальрик! — рявкнул он. — Следуй за этим человеком! Он проведет вас во внешнюю долину. Проедьте по ней до конца, объедьте гребень и ударьте орду в тыл. Не отвечай, делай! Я знаю, что это безумие, но мы все равно обречены. Так нанесем же им вреда, сколько можем, прежде чем умрем! Торопись!
Усы Амальрика встопорщились в дикой ухмылке, и через несколько мгновений его воины с пиками следовали за проводником в путаницу ущелий, ведущих вниз с плато. Конан побежал обратно к вооруженным пиками солдатам, с мечом в руке.
Он успел вовремя. На каменных гребнях по обе стороны воины-дикари Шупраса, обезумевшие от предчувствия поражения, отчаянно пускали вниз дождь стрел. В долине и на склонах люди умирали как мухи. И с ревом, стремящейся вперед волной, которой невозможно противостоять, стигийцы навалились на наемников.
В урагане грохочущей стали линии смялись и закачались. Это были рожденные и вскормленные для войны аристократы против профессиональных солдат. Щиты разбивались о щиты, а между ними стремительно мелькали копья. И пролилась кровь.
Конан увидел могучую форму принца Кутамуна за морем мечей, но напор держал его прочно, грудью к груди с темными фигурами, которые хватали ртами воздух и рубили мечами. Позади стигийцев ассхури напирали волной и дико вопили.
По обе стороны кочевники взбирались на утесы и вступали в рукопашный бой со своими горными родственниками. По всей длине каменных гребней ярилась битва в слепой задыхающейся жестокости. Зубы и ногти, пена безумия на губах от фанатизма и древней кровной вражды. Дикари разрывали врагов на куски, и убивали, и умирали. С развевающимися волосами нагие кушиты, завывая, бросились в драку.
Конану казалось, что его залитые потом глаза смотрят вниз на бушующий океан стали, который вздымался и опадал, заполняя долину от края до края. В битве установилось кровавое равновесие. Люди холмов держали горные гребни, а наемники, крепко перехватив пики, с которых капала кровь, упершись ногами в окровавленную землю, держали проход. Преимущественная позиция и броня на некоторое время уравновесили преимущество намного превосходящего количества нападающих. Но это не могло продолжаться долго. Волна за волной свирепых лиц и сверкающих копий устремлялась вверх по склону. Бреши в рядах стигийцев заполняли ассхури.
Конан обернулся и увидел, что всадники Амальрика обходят западный гребень. Но они все не показывались, и пикейщики стали откатываться назад под ударами. Конан отказался от всякой надежды на победу и жизнь. Выкрикивая команды своим задыхающимся капитанам, он прорвался прочь и помчался через плато к резервам Хорайи, которые дрожали от нетерпения. Он не глянул в сторону шатра Ясмелы. Он совершенно забыл о принцессе, его единственной мыслью был инстинкт дикого зверя убивать как можно больше перед собственной смертью.
— Сегодня вы станете рыцарями! — бешено рассмеялся он, указывая мечом, с которого капала кровь, на принадлежащих дикарям лошадей, которые паслись рядом. — На коней, и следуйте за мной в Ад!
Кони дико пятились под непривычным лязгом косской брони, и взрыв смеха Конана вознесся над шумом битвы, когда он вел их туда, где восточный гребень ответвлялся и спускался с плато. Пять сотен пехотинцев — обедневшие патриции, младшие сыновья, черные овечки — теперь верхом на полудиких шемитских лошадях, атакующие армию, сверху вниз по склону, по которому еще никогда не осмеливалась двигаться кавалерия!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16