По его словам, тогда Гримлен выглядел лет на пятьдесят, и он страшно удивился, что тот еще жив.
Понимая, к чему клонит разговор мой приятель, я не сдержался и изумленно воскликнул:
– Ерунда! В преклонном возрасте люди часто путают имена и даты, а профессору фон Боэнку уже за восемьдесят, и он, скорее всего, ошибается, принимая за Гримлена кого-то другого.
Я старался говорить уверенным тоном и в то же время чувствовал, как холодеют руки и вздыбливаются волоски на шее.
– Все может быть, – повел плечами Конрад. – Мы у цели – вот и его дом.
Жалобно простонал ветер в ветвях растущих неподалеку деревьев, заставив вздрогнуть, чуть слышно прошелестели крылья летучей мыши. Дом угрожающе навис над нами, когда мы приблизились к парадной двери. Повернулся ключ в протестующе скрипнувшем старинном замке, мы вошли, и на нас тут же потянуло холодным сквозняком, несущим затхлый запах склепа.
В доме не было ни газовых светильников, ни электричества, поэтому по темным коридорам мы пробирались практически на ощупь. Лишь очутившись в кабинете, Конрад зажег свечу, а я огляделся, подспудно ожидая неприятных сюрпризов. Но в комнате, увешанной гобеленами и уставленной причудливой мебелью, никого не было, конечно не считая нас двоих.
– Где... где тело? – В горле у меня пересохло, и я спрашивал внезапно осипшим голосом.
Глубокая тишина и таинственная атмосфера дома завораживали.
– Наверху, – почти прошептал Конрад. – На втором этаже в библиотеке. Он там и умер.
Невольно я поднял глаза. Там, высоко над нашими головами, безмолвно лежал одинокий хозяин этого мрачного дома, распростертый в последнем сне, с побелевшим лицом, застывшим в ухмыляющейся маске смерти. Я пытался взять себя в руки, борясь с охватившей меня паникой. Снова и снова, как испуганный ребенок, повторял я себе: наверху только остывший труп, труп старого злодея, который никому уже не в силах навредить. Немного успокоившись, я повернулся к Конраду. Он как раз вынимал из кармана конверт, пожелтевший от времени.
– Смотри, здесь заключена последняя воля Джона Гримлена, – показал Конрад несколько плотно исписанных страниц тонко выделанного пергамента, извлеченных из конверта. – Как давно было это написано, думаю, известно лишь Господу Богу. Я получил конверт от Старого Джона десять лет назад, когда он вернулся из путешествия по Монголии. Первый приступ случился с ним вскоре после этого.
Джон взял с меня клятву, что я буду хранить конверт запечатанным, тщательно спрятав, и не вскрою до момента его смерти. Теперь мне следует прочесть его записки и в точности следовать содержащимся здесь указаниям. Было еще одно условие: невзирая на любые его заверения и просьбы, ни в коем случае в дальнейшем не отдавать конверт и действовать, как было оговорено. «Ибо плоть слаба, – заключил Гримлен, когда вручил мне конверт, неприятно улыбаясь, – и даже я могу смалодушничать, поддавшись искушению отменить распоряжения. Наверняка суть дела навсегда останется вне твоего понимания, но ты поклялся и изволь выполнить обещанное...»
Испарина покрыла лоб Конрада, но он не замечал этого.
– Говори! – взмолился я.
– Несколько часов назад, – продолжал Джон, – когда начался последний приступ и он метался на постели в предсмертной агонии, его обуял непередаваемый ужас. Корчась то ли от страха, то ли от жестокой боли, он беспрестанно молил меня принести этот конверт и уничтожить его, не вскрывая. Лихорадочные просьбы перемежались бессловесным мычанием, затем нечеловеческим усилием он приподнялся на локтях и завопил, выпучив глаза: «Принеси конверт!» Я держался, хотя волосы мои стали дыбом, а кровь стыла в жилах. Он продолжал бесноваться, бредя и беспрерывно воя. И вдруг почти спокойно попросил, чтобы я разрубил его тело на части, сжег и развеял на четырех небесных ветрах. Господи, я сам уже был на грани сумасшествия.
Конрад замолчал, заново переживая случившееся.
– Я все время помнил указания десятилетней давности и твердо стоял на своем. Но наконец я сдался. Невыносимое отчаяние, сквозившее в воплях старика, заставило меня изменить клятве. И я решил сходить за конвертом, хотя при этом пришлось бы оставить умирающего одного. Но стоило мне повернуться, как последний ужасный крик застыл на покрытых пузырящейся кровавой пеной перекошенных губах, умирающий содрогнулся, и душа покинула изломанное тело.
Пергамент зашуршал в его дрожащих руках.
– Свое обещание я сдержу. Я дал слово и выполню все, что здесь сказано, даже если указания кажутся плодом больного воображения или капризом выжившего из ума старца. Следуя им, необходимо поместить труп на большой стол черного дерева, стоящий в библиотеке, разместив вокруг семь зажженных свечей черного воска. В доме все двери и окна должны быть закрыты и крепко заперты на засовы. Потом, в предрассветной мгле, мне придется прочесть формулу или заклинание, которые находятся в конверте меньшего размера, внутри первого. Что там, я не знаю, поскольку еще не вскрывал его. Вот вкратце и все.
– Как все? – изумился я. – Гримлен должен был распорядиться и насчет состояния, поместья... И наконец, как поступить с его захоронением. Неужели в пергаменте этого нет?
– Нет. Завещание хранится у нотариуса. Я был свидетелем при составлении и знаю, что он все – и поместье, и состояние – оставил некому Малику Тоусу, его восточному партнеру, как я понял.
– Как, Малику Тоусу?! – Потрясенный до глубины души, я перешел на крик. – Тебе ли, изучающему восточные верования, не знать, кто это. Боже милосердный, очнись, Конрад, это очередное безумие. Ни одного смертного не могут называть именем Малик Тоус.
1 2 3 4 5 6