При виде ее невольно приходили на ум воспоминания о непристойных и ужасных ритуалах вуду.
Не знаю, почему так, однако вид одинокой, укромной туземной хижины вдалеке от деревни или кочевья всегда означал для меня нечто ужасное. Возможно, оттого, что в одиночку живут лишь чернокожие, повредившиеся в уме или же столь преступные, что собственное племя отказалось от них.
У самого входа меня швырнули на землю.
– Когда Сенекоза вернуться с девушка, ты будешь войти.
С дьявольским смехом мои пленители удалились, оставив одного чернокожего стеречь меня. Он злобно пнул меня в бок. То был звероподобный негр, вооруженный старым мушкетом.
– Твой – глупец, – насмешливо сказал он. – Они идти убивать белых! Идти на ранчо и фактории. Сначала – к тот глупец, англичанин.
Он имел в виду Смита, чье ранчо находилось неподалеку от нашего.
Негр продолжал рассказ, выкладывая все больше и больше подробностей. Он хвастал, что замысел принадлежит самому Сенекозе и что все белые на побережье будут изловлены и убиты.
– Сенекоза – не простой человек, – хвастал негр. – Твой, – тут он понизил голос и оглянулся по сторонам, сверкнув белками из-под густых черных бровей, – будешь увидеть волшебство Сенекозы. – Он ухмыльнулся, обнажив сточенные клыки. – Мой – людоед. Человек Сенекозы.
– Который не убьет ни единого белого, – поддел его я.
Он дико оскалился:
– Мой будет убить твой, белый человек!
– Не посмеешь.
– Это правда, – признался он. – Сенекоза будет убить твой.
В это время Эллен неслась в сумасшедшей скачке. Колдун не мог догнать ее, но сумел отрезать от ранчо и теперь гнал все дальше и дальше в вельд.
Чернокожий развязал стягивавшие меня веревки. Причина тому была до абсурда ясной: он не смел убить пленника Сенекозы иначе как при попытке к бегству. Жажда крови свела его с ума. Отступив на несколько шагов, он приподнял свой мушкет, наблюдая за мной, точно змея за кроликом.
Уже потом Эллен рассказывала, что примерно в это время ее лошадь споткнулась и сбросила ее. Прежде чем Эллен успела подняться, чернокожий колдун спешился и схватил ее. Она закричала и принялась отбиваться, но он держал ее слишком крепко и только рассмеялся. Разорвав куртку Эллен, он связал ее по рукам и ногам, сел на лошадь и поскакал вперед, перекинув пленницу через седло перед собой.
А я тем часом медленно поднялся с земли, растер онемевшие руки, придвинулся чуть ближе к охранявшему меня черному, потянулся, затем наклонился, начал растирать ноги и неожиданно, по-кошачьи, прыгнул на него, выхватив из-за голенища нож. Мушкет его грохнул, однако я успел ударить ногой по стволу, и заряд просвистел над моим ухом. В рукопашной мне, конечно, не сравниться бы с таким великаном, не будь у меня ножа. Я был слишком близко, и он не мог оглушить меня прикладом. Но он-то сообразил это не сразу. Пока негр напрасно старался размахнуться, я отчаянным толчком вывел его из равновесия и по самую рукоять вонзил нож в глянцевито-черную грудь.
Потом, высвобождая лезвие, пришлось потрудиться, однако другого оружия не было: мушкет оказался разряженным.
Не имея никакого представления, куда направилась Эллен, я решил, что нужно идти в сторону ранчо. Кроме того, следовало предостеречь ничего не подозревавшего Смита. Воины Сенекозы намного опережали меня и могли уже добраться до его ранчо.
Не успел я преодолеть и четверти пути, как грохот копыт за спиной заставил меня оглянуться. Меня догоняла лошадь без седока. Та самая, на которой ездила Эллен. Поймав поводья, я заставил ее остановиться. Либо Эллен успешно добралась до безопасного места и отпустила лошадь, либо, что более вероятно, ее схватили, а лошадь вырвалась и, как они всегда это делают, поскакала к дому. Взгромоздившись в седло, я помчался к ранчо Смита: до него было недалеко, черные дьяволы наверняка еще не успели расправиться с ним, а мне, если уж я намеревался спасти девушку из лап Сенекозы, следовало раздобыть ружье.
Примерно в полумиле от ранчо Смита я нагнал всадников и промчался сквозь них, словно сквозь облако дыма. Пожалуй, работники Смита были поражены видом всадника, который во весь опор подскакал к частоколу с криком «Масаи! Масаи! Тревога, дурачье!», выхватил у кого-то ружье и унесся прочь.
Словом, подоспевшие вскоре дикари обнаружили, что их ждут. Прием им был оказан столь теплый, что после одной-единственной попытки штурма они поджали хвосты и убрались обратно в вельд.
А я скакал, как никогда прежде. Бедная кобыла едва не падала от изнеможения, но я безжалостно гнал ее вперед. Направлялся я к единственному известному мне месту – к той самой хижине среди деревьев. Колдун, без сомнения, должен был вернуться туда. Рощи еще не было видно, когда прямо на меня из высокой травы вылетел всадник. Лошади наши столкнулись и рухнули наземь.
– Стив!
Крик был исполнен радости, смешанной со страхом. Эллен, связанная по рукам и ногам, изумленно взирала с земли, как я поднимаюсь на ноги.
Сенекоза бросился на меня. Клинок его длинного ножа сверкнул в лучах солнца. Довольно долго мы топтались на месте, били и парировали, нападали и уклонялись, и никто не мог одержать верх: моя ярость и увертливость противостояли его дикой силе.
Наконец он нанес сильнейший удар, и мне удалось поймать на клинок его руку, раскроив ее едва не до локтя, и быстрым поворотом выбить у него нож. Но, прежде чем я сумел воспользоваться своим преимуществом, он прыгнул в траву и пропал.
Я поднял Эллен, освободил ее от пут, и она, бедняжка, вцепилась в меня изо всех сил. Пришлось взять ее на руки и отнести к лошадям. Но с Сенекозой еще не было покончено.
1 2 3 4 5