Мы
сошлись лицом к лицу, горя одинаковым первобытным гневом,
сражаясь не на жизнь, а на смерть.
Впервые в жизни я, вынужденный вежде и всюду соразмерять,
сдерживать свою силу, оказался в тисках железной хватки
человека сильнее меня. Это я ощутил в первые же мгновения
драки, затратив неимоверные усилия, чтобы вырваться из этих
крушащих ребра объятий.
Бой был коротким и отчаянным. Меня спасло только то, что
мой противник понятия не имел о боксе. Он мог -- и при этом не
замедлил продемонстрировать это умение -- наносить мощные удары
кулаками, но они были беспорядочными, неприцельными и поэтому
не очень опасными. Трижды я уворачивался от таких оплеух, после
которых, достигни они цели, я уже никогда не встал бы. При этом
мой противник совершенно не умел сам уворачиваться, уходить от
ударов. Не думаю, что кто-либо из бойцов на земле остался бы в
живых, пропустив такое количество ударов, которые он получил от
меня. Но он продолжал атаковать меня, без устали орудуя руками.
Ногти на его пальцах были острыми, как звериные когти, и вскоре
из двух десятков порезов на моем теле уже сочилась кровь.
Почему он сразу не выхватил из ножен кинжал -- я не знаю.
Быть может, он посчитал, что вполне управится со мной голыми
руками. Не скрою, в этом предположении он был недалек от
истины. Но теперь, выплевывая выбитые зубы и чувствуя, как
кровь льется из разбитых ушей и бровей, он потянулся к рукоятке
кинжала. Это движение оказалось для него роковым и позволило
мне выиграть схватку.
Вырвавшись из клинча, в который я зажал его, он опустил
одну руку к поясу, где висели ножны. В этот миг я воткнул свой
левый кулак в живот, вложив в удар всю массу тела. Мой
противник замер, из его груди донесся хрип, глаза неподвижно
глядели в одну точку. В следующий момент я изо всех сил двинул
его кулаком в правую челюсть. Человек рухнул, как оглушенный
кувалдой бык; из его открытого рта на бороду потек ручеек крови
-- последний удар раскроил ему губу, разорвал часть щеки и
наверняка основательно переломал челюсть.
x x x
Стараясь успокоить дыхание, потирая содранные кулаки, я
смотрел на свою жертву, прикидывая, что наверняка сам подписал
себе приговор. Ведь теперь мне нечего было ждать
доброжелательного отношения со стороны жителей Альмарика. Но
эта печальная мысль не помешала мне снять с бедняги его
нешикарную одежку и, подпоясавшись его же ремнем, прихватить в
качестве трофея кинжал. В конце концов, семь бед -- один ответ.
Если меня поймают, то обвинение в воровстве будет лишь добавкой
к главному обвинению в покушении на одного из местных жителей.
А так, по меньшей мере, частично одетый и с каким-никаким
оружием, я чувствовал себя несколько уверенней.
Я с большим интересом осмотрел кинжал. Едва ли мне
доводилось видеть раньше столь внушительное, подходящее для
убийства оружие. Обоюдоострый клинок был дюймов девятнадцати в
длину и заточен остро, как бритва. У рукоятки он был широк и
постепенно заострялся к концу, тонкому, как игла. Гарда и
вершина ручки были серебряными, а сама рукоятка обмотана
чем-то, напоминающим змеиную кожу. Клинок, несомненно, был
стальным, но никогда раньше я не видел стали такого качества. В
общем, этот кинжал был настоящим шедевром оружейного дела и
свидетельствовал о высоком уровне, по крайней мере,
материальной культуры его изготовителей.
От созерцания кинжала меня отвлекли стоны медленно
приходящего в себя незнакомца. Вздрогнув, я огляделся и заметил
вдалеке группу людей -- судя по всему, соплеменников моего
противника, приближавшихся ко мне. Дополнительным поводом к
размышлению оказался блеск стали на солнце, отраженном от
клинков, сжатых в их руках. Если они застанут меня рядом с
полумертвым сородичем, да к тому же с его одеждой и оружием в
руках, -- нетрудно догадаться, каким будет их отношение ко мне.
Недолго размышляя над этим, я оглядел равнину вокруг себя
в поисках какого-нибудь убежища. С одной стороны равнина
переходила в невысокие холмы, за которыми виднелись ряды все
более основательных возвышенностей -- скал и горных отрогов. В
тот же миг приближающиеся фигуры скрылись в густой траве,
переходя через очередную речку, разделявшую нас.
Я решил не дожидаться, пока они снова выйдут на открытое
место, и со всех ног помчался в сторону холмов. Пробежав всю
дистанцию без передышки, я, тяжело дыша, оглянулся, оказавшись
у подножия ближайшего холма. Далеко позади лежал на траве мой
недавний противник, а его соплеменники, выбравшись из
прибрежных зарослей, торопливо направлялись к нему.
Задыхаясь от усталости и обливаясь потом, я влез по склону
на гребень холма и оттуда бросил еще один взгляд через плечо
назад. Вокруг лежащего черноволосого человека столпились такие
же черные силуэты. Не переводя дыхания, я поспешил вниз по
склону и больше не видел эту компанию.
Через час пути я оказался в самой неровной и изрезанной
местности, какую только можно себе представить. Со всех сторон
вздымались к небу отвесные стены скал и изломанные утесы, порой
настолько растрескавшиеся, что их вершины могли в любой момент
с грохотом рухнуть, похоронив под собой случайно оказавшегося
по соседству человека. Повсюду выходила на поверхность коренная
порода -- какой-то красноватого цвета каменный монолит.
Растительность была небогатой:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63