В одной руке шпага, в другой – знамя. А там уже на рейде стоят корабли, по трапам идут колонны свирепых зеландцев – тоже войска тюльпанов. Пушки гремят, визжат ядра. И падает закопчённое испанское знамя…
Ух, здорово!
Потом я почесал затылок и посмотрел на Эле. Слабая девчонка. Подумал про Михиелькина и Боолкин: какой от них толк? Пьер и Помпилиус, хотя и силачи, но ничего не смыслят в военной науке. А Караколь вообще отказывается воевать.
Да, несладко нам, видно, придется. Пожалуй, от меня только будет толк. Да что говорить, на улице Солнечная Сторона я поколочу любого. А как я дразнил испанца? Нет, со мной шутки плохи. Вот поучусь стрелять и бросать нож в доску, то ли ещё будет! Ничего, тюльпаны, не пропадёте с таким командиром!
Пока я размахивал руками, прибежал Михиелькин и сказал, что перед домом стоит Слимброк и уговаривает Караколя продать ему Эле.
Как, нашу барабанщицу? Я выбежал на улицу.
– Смотри, шут, – говорил Слимброк, – я мог бы тебя засудить и тогда бы уж взял девочку без помехи. Но я даю тебе целых десять флоринов. За что? Конечно, не за её душу. Тут не торгуют людьми. Даю тебе десять флоринов за то, что лишаю барабанщицы. Беру её к себе в дом. Одену её, как полагается, отдам в школу… Очень мне нравится девочка. Нечего ей с тобой шататься, пора и о жизни подумать.
– А, это ты, Кеес, – сказал Слимброк. – Я на тебя не сержусь, чего не бывает. Где эта миленькая девочка? Веди-ка её сюда. Дам и тебе целый флорин.
– Почтенный горожанин, – сказал Караколь, – зачем мне твои флорины? Она мне, может, как родственница…
– А мне будет дочка, – сказал Слимброк. – О том и речь. Научу её прясть, сбивать масло…
Караколь засмеялся и щёлкнул пальцами.
– Чего смеешься? Разговаривать её научу. Ты ведь сказал, что она молчит всё время?
– Конечно, молчит. – Караколь улыбался. – Зачем тебе такая?
– Люблю молчаливых. Так что, по рукам?
– Почтенный горожанин… – Караколь перешёл на шепот.
– Что-что? Ты чего зашептал?
– Тсс… – Караколь приложил палец к губам. – Девочка очень дорогая, из хорошей семьи, понимаешь?
– Эх… – Слимброк скривился. – Наверное, украл ребенка?.. Да ладно, не моё дело. Пятнадцать флоринов.
– Тысячу.
– Что ты сказал?
– Я говорю – тысячу золотых флоринов, – прошептал Караколь. – Ни монетой меньше.
Слимброк просто оцепенел. Даже язык у него не сразу заворочался.
– Да вся моя мастерская не стоит тысячи золотых флоринов! Ты что, спятил? А, шутишь… Ну ладно. Теперь ты не получишь и одного серебряного, запомни! А про девочку ещё поговорим…
И он ушёл недовольный.
Я побежал к Эле. Но в саду её не было. Мы обыскали весь дом, пока не нашли её на самом чердаке. Как только она туда забралась! Эле пряталась за старой бочкой, в которой отец сушил на зиму торф. Она испугалась, когда я стал тащить её вниз. И тут первый раз услышал, как она говорит по-голландски:
– Нет, нет! Не хочу. Огневик.
ВЫЛАЗКА
Почему она так боялась Слимброка, мы до конца не выяснили. Может, путала с другим человеком? Она показывала на огонь, потом на волосы. Значит, человек тот был рыжим. А Слимброк чёрный как головешка.
Кое-как я понял, что рыжий тот, Огневик она его называла, неприятный человек. Он даже вроде бы кого-то убил. Но я сказал Эле: «Не бойся никаких рыжих-конопатых, мы их колотили и будем колотить. Нечего трястись по разным пустякам, тем более что Слимброк не рыжий. Просто хотел, чтобы ты всю жизнь щипала его дохлых овец. Вот так-то».
Днём я залез на Коровьи ворота и вместе со Сметсе Смее смотрел на испанцев.
– Шестьдесят два редута, – сказал Сметсе. – А пушки ещё не считал. Интересно, какие у них пушки? На приступ они не пойдут, учёные после Хаарлема. А всё равно дураки. Я бы пошёл на приступ. Кому у нас воевать? Пять рот городской стражи да рота гёзов.
– А твои толстяки? – сказал кто-то. – Да вы их мясом закидаете. Хо-хо!
– «Хо-хо»! – передразнил Сметсе. – Зря ты гогочешь. Ребята у меня что надо. Да и сам я не промах, два года воевал в гёзах. Вместе с адмиралом де Люме брал приступом Брилле. Отчаянный человек, не попадись ему под руку! В живых никого не оставлял. За это, говорят, и снял его Молчаливый.
Сметсе принялся рассматривать редуты.
– Сегодня ночью, Кеес, толстяки идут на дело. Пушки надо заклепать испанцам, хлеба, мяса отбить, а то своего мало. Клянусь Артевельде, мы им устроим ночку, какую ведьмы не знали!
Я попросил:
– Возьмите меня, Сметсе! Он хлопнул меня по спине.
– Ты ловкий парнишка, но дело опасное. Сам посуди, мы тащим тяжелые молоты, какие тебе от земли не поднять. Одни заклепают замки, другие расправятся с караулом. А ты что? Будешь смотреть? Это не фарс в риторическом клубе, могут ведь и прихлопнуть ненароком! Так что терпи, парень, придёт и твоё время.
Я пошёл домой и даже с Эле не разговаривал. Михиелькину Дал затрещину, просто так, ни за что, а Караколю сказал:
– Мы жалкие трусы. Люди воюют, а мы сыр едим.
Но вечером пришёл Сметсе и отозвал меня в сторону:
– Ладно, Кеес, есть тебе дело. Такая, понимаешь, загвоздка. Все мои парни уж больно здоровы и неповоротливы. Нужен нам человек, который проползёт по траве вдоль испанских постов и скажет, как они расставлены. Бес ведь их знает, где они торчат ночью. Костры могут быть приманкой. Может, у них засада прямо за мостом. Мы ведь рассчитывали на тощего Вастеле, но он наложил в штаны и сказал, что не входит в «Общество толстяков». А ты проползешь – и сразу назад, легонькая прогулка, только живот намочишь…
Ночью слегка приотворили крепостную калитку, и я оказался за стеной. Темнотища… матерь божья риндбибельская! Только вдали полощутся жёлтые испанские костры…
Ну, скажу вам, натерпелся сначала я страха!

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12