— А кто ставит этот капкан? — спросила Барби на международном языке.
Собаки ответили громким и возмущенным лаем, что ставит этот капкан малый по кличке Чума, ему уже двенадцать лет, и пять лет от него нет никакого спасения.
У парня три рогатки, капкан и мама-пьяница, которая одобряет поведение сына и охотно варит суп из голубей, а то и из собак, так как в доме нечего есть, она все пропивает.
Барби помчалась в указанном направлении (собаки, разумеется, побежали ее провожать, причем одна из собак скакала с костью в зубах, окончательно победив), и скоро на своем маленьком автомобиле, который умел ездить и без дороги, она доехала до места, где мальчик по кличке Чума обычно ставил свой капкан.
Дедушка Иван лежал там без сознания с капканом, замкнувшимся у него на руке — это был как бы металлический браслет с острыми крючьями внутри.
Рядом с дедом валялась его сумка, в которой находилось что-то бугристое.
Видимо, дедушка нашел большой наплыв на пне, провозился с ним дотемна, отпиливая свою драгоценную находку, и не заметил, как задел капкан.
Барби мгновенно освободила деда, подула на него, достала из воздуха крошечный пузырек с ярко-зеленой, светящейся во тьме жидкостью (это была волшебная зеленка) и смочила им окровавленную руку деда.
Дедушка Иван глубоко вздохнул и, кряхтя, встал на ноги.
— Гм-гм, — сказал он сам себе. — Угораздило споткнуться.
Он даже не понял, что был ранен и пролежал на земле несколько часов.
Дед Иван поднял с земли свою сумку и, пошатываясь, побрел неведомо куда в темноте.
Разумеется, Барби Маша не показалась ему, она стояла в стороне, но попросила обеих собак довести деда до поселка.
Собаки с радостью (одна из них не выпуская кости изо рта) побежали вперед, оглядываясь, и дед почему-то пошел следом за ними.
А вот Барби никуда не делась, она молча стояла и ждала.
Вскоре послышался топот, и к месту происшествия прибыл сам охотник, мальчик по имени Чума, которого боялись все собаки, птицы и кошки поселка Восточный.
Осмотрев пустой капкан, мальчик Чума громко выругался и тут же неожиданно для себя превратился в лису.
Растерянно повертевшись на месте, новоявленная маленькая лиса мигом угодила в капкан и громко завопила.
Капкан прокусил лисе ее тонкую ножку.
Барби продолжала стоять под ближайшим деревом.
Тут опять раздались шаги, на этот раз тяжелые и неуверенные: это поспешала вслед за своим сыном-охотником его мамаша, прозвище которой было Шашка.
Шашка ворчала:
— Есть он хочет! Я т-тебе дам воровать у матери! Я тебя знаю, где ты есть! Я т-тебя поймаю! Кто взял цельную селедку?
С этими словами Шашка выбралась на небольшую поляну, где скулила молодая лиса, попавшая в капкан.
Увидев мать, лиса издала крик радости и, волоча ножку с капканом, потащилась к Шашке со стонами.
Барби хорошо поняла, что кричал лисенок:
— Мама, мама! Как хорошо, что ты меня нашла! Помоги мне! Мне больно!
Мать же по имени Шашка бормотала:
— Ща я тебя поймаю... Шкуру сворочу... Мясо сварю...
Неуклюжими, непослушными пальцами она открыла капкан, вытащила лисенка и стала ругаться:
— Одна кожа да кости! Чё тут варить? Шкура драная — и все! Шею тебе свернуть — и все!
Она бросила лисенка оземь (лисенок взвизгнул) и снова привела в боевую готовность капкан, довольно умело для своих толстых пальцев.
После этого она повернулась уходить.
Лисенок завопил:
— Не бросай меня, мама! У меня льется кровь! Я подохну здесь!
А мама его громогласно выругалась и сплюнула, вытирая окровавленные руки о куртку, но тут же превратилась в большую волчицу, грязную и драную.
И, как все волки, она быстро нанюхала кровавый след лисенка.
С ворчаньем большая грязная волчица кинулась к лисенку, который, скуля, пытался отползти, и уже разинула над ним свою жадную пасть...
Но немедленно угодила лапой в капкан!
И, забыв обо всем, она завыла:
— Ой, пустите, ой, как больно, да за что же мне такая жизнь собачья!
А раненый лисенок отвечал ей жалобным визгом:
— Мама, мама, ты меня не узнала? Мама, я погибаю.
— И я погибаю, сынок, — отвечала хрипло старая волчица. — Ой, больно, больно!
— Мама, — вопил лисенок, — ты же меня чуть не съела!
— Откуда же я знала, что это ты?
— Мама, давай я тебе помогу, — пищал лисенок. — Я зубами открою капкан.
— Помоги, помоги маме, сыночка, — хрипела волчица. — Иди сюда!
— А ты не съешь меня, мама? — спрашивал лисенок, подползая.
— Ой, съем, съем, сынок, — плакала волчица. — Я съем тебя, не подходи.
Но лисенок, скуля, все-таки подполз к волчице и уткнулся в ее теплый грязный бок, а она, плача, стала вылизывать его больную, раненую ножку.
Затем они вдвоем дружно начали грызть капкан.
И этот капкан, который был сделан прочно, на добрый десяток лет, вдруг сломался.
Волчица взяла в пасть загривок лисенка и, хромая, потащила его куда глаза глядят.
Лисенок верещал:
— Как это больно — попадать в капкан!
— Теперь мы звери с тобой, сынок. Куда нам деваться? На нас все будут охотиться. Мы пропали.
— Мама, а мы с тобой и были звери. Если бы я тебе принес мертвую волчицу и лису, ты была бы рада?
— Была бы, сынок. Я бы их сварила.
— Мама, как бы я хотел снова стать человеком, мамочка!
— Я бы тоже хотела стать человеком, я давно хочу стать человеком, но я уже не человек, сынок! Я зверь, сынок. Прости меня, сынок.
А маленькая Барби Маша слушала этот их разговор и вдруг молча кивнула.
И тут же Шашка и Чума оказались на лесной тропинке вдвоем, причем Шашка, хромая, несла сына на руках.
Шашка говорила:
— Чтобы больше никаких капканов, сынок. Я завтра же устраиваюсь на работу, пойду уборщицей в столовую. Там висит объявление, требуется уборщица.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79