Королева каждый раз просто стонала от смеха, видя, как Злодей натягивает тонкую цепочку и шарит в воздухе руками в десяти сантиметрах от рубашки Первого.
Иногда Королева развлекалась по-другому: она давала послушать Первому голоса ею плачущих детей по радиотелефону — дети тихо пищали и просили прощения у кого-то невидимого, маленький просил хлебушка, а потом раздавались удары и покорные рыдания.
Первый смотрел в пол, а Королева радовалась как ребенок (вспомним ее детство) и говорила:
— Верба-хлест, а?
Но все на свете меняется, и однажды Второй сообщил Королеве, что международная комиссия ООН решила послать инспекцию в разные страны, как там соблюдаются права человека в больницах и тюрьмах, не мучают ли людей.
А поскольку он, Второй, член этой комиссии — был грех, заставили вступить свои же из министерства, чтобы прощупать обстановку и быть в курсе дела, — то инспекция приедет и к ним в страну.
Королева чего не любила для себя лично, так это надсмотрщиков, учителей и всяких указаний — она этого не могла выносить еще со времен вербы.
Она сказала, что в свою собственную страну она никого не пустит, никого.
Второй скромно ответил, что тогда все поймут, что у них нарушаются права человека, и не пустят, в свою очередь, самое Королеву с визитами в свои государства: все поездки доброй воли в богатые и цивилизованные страны отменяются!
В бедные можно, но там всюду как и тут, стрельба, очереди и в гостиницах тараканы.
— Прекрасно, — ответила Королева, — пусть приезжают. Но только не на Вербовское шоссе!
(То есть в Дом скорби.)
— Они как раз туда и едут, — возразил Второй скромно, — им кто-то настучал.
— Прекрасно, — опять сказала Королева, — ты мне начинаешь ставить палки в колеса, а? Я люблю, когда меня не любят, но люблю какой-то странной, мучительной любовью. Ты схватываешь ситуацию?
— Схватываю, — отвечал побледневший Второй.
Короче, Королева предложила сменить название учреждения на Вербовском шоссе и вместо «Дом скорби» назвать это дело «Школа драматического искусства», а для больных ввести звания «студент» и «выпускник» (выпускниками в шутку называли самых древних старичков и безнадежных больных) — что же касается санитаров, то они отныне именовались «педагоги по технике речи», а врачи носили звание «мастеров».
Буйное отделение имело отдельную вывеску «Курсы пластической импровизации».
В нищую психушку были временно свезены театральные костюмы с киностудии.
И когда Королю и Королеве были представлены члены комиссии ООН, все уже было готово.
Глуповатый Король спросил:
— Как долго уважаемые пробудут в нашей стране?
Комиссия ответила, что они временем располагают.
Королева, в свою очередь, поинтересовалась:
— Уважаемые знают адреса учреждений?
— О да, — ответили ученые, разномастные, бородатые и лысые, в бейсбольных кепках, очках и майках, несолидные какие-то.
— А можно ознакомиться со списком? — спросила Королева.
— О да, — сказала комиссия.
— А что это у вас за адрес, Вербовское шоссе! Там нет никакой больницы, там теперь Школа драматического искусства.
— Ой, — воскликнул Король, — а я и не слышал, надо же! Молодые актриски, а? Давно это у нас?
— Ты что, — с ненавистью улыбаясь, отвечала Королева, — да ведь я кончала эту школу! Давным-давно, ты что!
— Прекрасно, — сказала комиссия, — мы изучаем также и учебные заведения, и тюрьмы, и детские сады, и казармы: всюду, где могут нарушаться права человека.
— Что вы, — сказала Королева. — Какие там права! У нас с этим давно все в порядке.
— Итак, едем на Вербовское шоссе! — заключила комиссия.
— Я с вами, — улыбнулась Королева.
— А у меня государственный вопрос, — сказал глупый Король, держась за живот. — Я остаюсь.
Но комиссия не взяла Королеву, поскольку у них был только экологически чистый транспорт, многоместный велосипед, на котором они ездили из страны в страну, ни от кого не завися; велосипед был снабжен также полевой кухней и балдахином от дождя.
И пока Королева шла вдоль почетного караула, пока гремели залпы в ее честь и раскрывались ворота, пока начальник стражи рапортовал, а гвардейцы, держа равнение, расходились в стороны — короче говоря, пока шло без сучка без задоринки ежедневное провожание Королевы за калитку (любое нарушение каралось расстрелом на месте при помощи взвода товарищей), велосипедисты давно уже приехали в бывший Дом скорби на Вербовском шоссе.
Комиссия прошла мимо учебной аудитории, где сидели по койкам студенты, каждый в роли Наполеона, и, скандально пуская в ход кулаки и табуретки, обсуждали план действий под Ватерлоо — а педагог, кисло улыбаясь, раздавал всем очень большие витаминки.
Далее комиссия миновала комнату, где Ленин говорил речь, бегая по столу, а пятнадцать других Лениных лежали почему-то привязанные на кроватях и махали руками и ногами, а педагог ловил бегающего Ленина и орал на студентов громким голосом, как и полагается режиссеру, но его никто не слушал, потому что все присутствующие тоже произносили речи кто какую хотел.
Далее следовали курсы пластической импровизации, где шел спектакль «Каторга» и все актеры были прикованы цепями к стене, разнообразно импровизируя позы страдания, а педагог по технике речи играл роль свирепого надсмотрщика настолько удачно и был так хорошо загримирован, что комиссия даже зааплодировала, — судите сами: на голове шерсть до бровей, носа нет, одни дырки, зато брови мощные, как руль у велосипеда.
И так далее, вплоть до загримированных рук (татуировка).
Когда Королева прибыла, комиссия уже просила ключи у дежурного на верхнем этаже.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79