На этом студенческом вечере поэзии в крошечной аудитории этого друга Полины слушали с неловкостью и награждали его аплодисментами, как стараются утешить, поддакивая, легкоранимое или больное создание - но ведь именно этот Андрей, друг Полины, выглядел отнюдь не жалким и больным, он выглядел титаном и провозвестником в этой нищенски одетой аудитории первого курса.
Вместе с тем многие считали, что Андрей лгун, что он все врет и представляет в ложном свете, в том числе и историю со сценарием и баснословными десятью тысячами. И тому вскоре сыскалось подтверждение, правда, с необычной стороны. Андрея затеяли судить за то, что он мошеннически получал стипендию, даваемую обычно бедным студентам, в то время как у отца Андрея был хороший заработок. Отец, со своей стороны, представил сведения, что снабжал Андрея карманными деньгами; а лица, ответственные за распределение стипендий, сообщили, что Андрей расписал своего отца как не живущего с семьей и не дающего денег на пропитание, не говоря уже ни о чем другом. Отец Андрея решил не оставлять так этой лжи, задевавшей его честь как отца семьи, а Андрея за ложь в целях получения денег, за клевету на родного отца исключили с того же первого курса, и перед исключением на собрании Андрея вызвали на трибуну, и сам он, артистически бледный и спокойный, признался во лжи. На этом собрании еще не говорили о другом грехе Андрея, о девушке Лиде, которую он громогласно и предательски стал называть своей женой раньше времени, а затем оставил ее в полном небрежении в самом начале беременности. Никаких явных последствий в этой истории не было, однако все всё знали, и Андрея исключили и за это второе предательство.
Андрей был извергнут из той среды, которая должна была его поднять на руки и нести как воплощение поэзии. Трудно сказать, что пережил этот юный лжец, в семнадцать лет предавший родного отца и в семнадцать же лет разоблаченный и выкинутый за порог. Говорят, что он несколько раз что-то бессильно грозился доказать всем, однако через несколько лет ему пришлось умереть.
Полина же благополучно живет, почти не старясь, и только все ищет разрозненные черты Андрея в разных лицах и все вспоминает тот ярко освещенный музей, в котором Андрей в первый раз дерзко поцеловал ее на самой середине зала, на глазах у всех, именно на глазах у всех.
Людмила Стефановна Петрушевская
Мильгром
Молодая девушка в первый раз в жизни сама шьет себе платье, куплено три метра дешевого, по рублю с чем-то метр, но удивительно красивого штапеля, черного с пестрыми кружочками, как какой-то ночной карнавал.
Девушка эта бедная студентка, это раз. Второе, что она только что вылупилась из школьной скорлупы в прямом смысле слова: на развалинах старого коричневого форменного платья сделана юбка, получилось коряво, криво и косо, но платью конец.
И не для весны такая юбка, на дворе стоит май тысяча девятьсот лохматого года, жаркая весна и нечего надеть.
Третье, что студенточка, пыхтя над страницей "Шьем сами" из женского журнала (объем груди, какая-то половина переда и т.д.), попыталась скроить себе платье и потерпела полный крах.
Пропало платье, труд и три р. с копейками денег, а стипендия двадцать три рубля.
Тут мама вступает в ход событий мощной поступью, мама всю жизнь шила все у портнихи, пока не настали тяжелые времена, девице восемнадцать лет и кончились алименты.
Портниха, таким образом, отпала, мама сама думает, что делать, но вот проблема: денег нет.
Денег нет, девушке восемнадцать, на дворе жаркий май, какие случаются раз в сто лет, экзамены, а дочь лежит буквально за шкафом (там у нее топчан) и плачет, скулит.
Мама звонит своей мудрой старшей подруге Регине, еврейской польке из племени московских (новых) жен Третьего Интернационала, весь этот коммунистический Интернационал в тридцатых годах тайно сбежал из своих стран, из подполья, горами и морями в СССР, переженился в Москве, будучи в эмиграции, и затем ушел с лагерной пылью в небеса, а Регина, отбыв ссылку в Караганде, вернулась с победой, получила прежнюю квартиру на улице Горького, и мать студентки, тоже много повидавшая на веку, прилепилась к ней учиться уму-разуму, как к бывшей подруге еще своей, в свою очередь, матери, которую тоже ждут из далеких мест в эту весну.
Регина всегда одевалась с варшавским шиком, у нее бывали кавалеры в ее шестьдесят, и она выслушивает растерявшуюся мамашу студентки с пониманием.
У Регины есть постоянная помощница Рива Мильгром, Регина европейская дама, белые пухлые руки как у царицы, в доме жесткий порядок и приходит Мильгром.
Так ее зовут, Мильгром, по партийной привычке только фамилия. Так вот, Мильгром имеет швейную машинку "Зингер", и девушка со свертком идет к Мильгром по жаре в рыжей шерстяной юбке известного происхождения (мама носила платье, выносила до желтых полумесяцев под мышками, дочь вынуждена была таскать это дело в школу, не имея возможности поднять руку, всегда локти по швам, муки ада, наконец верх с отпотевшими подмышками отрезан и выкинут, хотя мама возражала, может выйти жилетка, но ребенок помчался к мусоропроводу и выкинул, зато осталась корявая юбка, в чем и идем косо и криво по майской жаре).
Поверх юбки, чтобы скрыть неудачное место отреза, кое-как подшитое, нитки не те, да и руки не из того места растут,- поверх юбки надета материна кофточка, тоже с темными подмышками, опять держи локти по швам.
Студентка идет как новобранец, опустив голову и наблюдая за своими зелеными зимними туфлями на толстой подошве, руки по швам, а кругом уже Патриаршие пруды, вернее, дома над прудом, пахнет нежной майской зеленью, мимо шмыгают молодые люди и идут гордые девушки в летних платьях.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62