В кружок пойду! Что это я пропадаю на домашнем уровне!
И опять она завопила:
- Все, финал, приз в студию!
Немного подождала, но ничего не произошло.
Посмотрела на небо. Дрянь какая висит, надо же.
Бабушка опустилась на четвереньки и вернулась к куче елок, куда прыгнул Мишка.
Разгребла пыльные, убогие палки с зелеными колючками. Заглянула вниз.
На этом месте лежал темный кожаный мешочек, крепко завязанный веревкой.
Бабушка завыла, присев на колени. Она взяла на руки еще и этот мешочек (килограмма в два с лишним) и обратила свое заплаканное лицо к каким-никаким небесам данного леса. Там, высоко, просматривались темные, криво прибитые доски, висели отрепья, палки, плохо натянутые провода...
- Дорогие телезрители! - опомнившись и вытерев лицо рукавом, заговорила бабушка. - Вы видите, в какие условия меня поставили режиссеры. Прошу вас, откликнитесь и пришлите свои отзывы на это безобразие. Я есть перед вами человек, у которого отобрали все, но оставили его жить и носить непонятные мешки. Звоните и шлите все, что можно. Татьяна! Идите с Валериком на прием в милицию с заявлением и простите меня, старую идиотку, что я вас не ценила и чего-то от вас требовала. Я все поняла! Чтобы меня освободили и, главное, вернули ребенка! И кота тоже! Ку-зя! - заорала она с визгом. - Где ты-ыы?! Мишка! Ксс-кс-кссс!
Звук ушел как в ватную подушку. Искусственный лес молчал.
Мало того. Когда бабушка по собственным следам вернулась на полянку к декорации, то, присев на прежнее место, в пыль и труху, она увидела, что стена дома медленно падает. Поднялся столб как бы дыма. Через небольшое время на месте дворца лежали в беспорядке поломанные и перекошенные куски толстого картона.
Глава десятая
НАШЕСТВИЕ
Вместо того чтобы испугаться, бабушка быстро подошла к куче стройматериалов и одной рукой (другой она придерживала оба мешка, висящие через плечо) стала сволакивать к себе под елку особенно большие обломки картонных стен.
Вскоре удалось, зацепив за ветку, установить стоймя, хоть и слегка кособоко, два кривых прямоугольника. Вниз бабушка постелила кусочки поменьше. Получился шалаш.
Затем она подумала и притащила еще один фрагмент бывшего дворца и прислонила его с третьей стороны. Выходил какой-то даже шатер.
Соорудив все это, бабушка осторожно заползла внутрь и, высунув руку, добыла и поставила стояком еще кусок, теперь уже снаружи.
В последний раз выглянув из шалаша, бабушка сказала в пространство:
- Рекламная пауза!
И на этом она окончательно закрылась куском картона, как дверью, в своем шалаше.
И там, положив свои драгоценные мешки, она легла на них головой, как пассажирка на вокзале, боящаяся кражи.
Пахло вонючим клеем и побелкой, но никакие камеры не могли уже наблюдать за ней.
"Вот интересно, - подумала бабушка, - теперь им нечего делать со мной. А я отсюда не собираюсь выходить. Вот пускай и подумают, что передавать в эфир".
И она закрыла глаза.
Ничего не происходило. Стояла полная, оглушительная, звенящая тишина. Только сильно урчало от голода в животе. Пересохло горло. Язык стал жестким и еле ворочался.
В закрытых глазах плавали какие-то круги и разнообразные квадраты, уплывая во тьму.
Бабушка погладила оба мешка и шепотом сказала:
- Все равно они нас должны вернуть, потому что им показывать-то нечего... Все, ребята... Доигрались. Надо только обождать и не торопиться. Тихо лежим. Мы спрятались.
На этом она заснула, и ей стал сниться какой-то огромный зал, полный народа. На сцене стоял космический корабль, готовый к старту. Вокруг корабля теснились накрытые столы. На них стояли вазы с фруктами, тарелки с едой, большие бутылки. Бабушка в чем-то блестящем спускалась к сцене из задних рядов, и ей все аплодировали. Похоже было, что ее провожают. Она шла, чувствуя большое смущение. Ей никогда в жизни не хлопали. Она добралась к подножию сцены, обернулась, зал поднялся в едином порыве, началась овация, засверкали вспышки фотоаппаратов.
Теперь надо было подняться на сцену, прихватить побольше еды и воды, войти в аппарат и улететь.
То есть она даже подумала, что зачем ей ракета, надо нахватать всего с тарелок - и все. Поесть и попить.
Но было неудобно совершать такие действия на глазах ликующей публики. Поэтому бабушка взяла и свернула вбок, к выходу, бормоча:
- Ешьте сами. Мне это не нужно. Куда это я одна поеду. Летите вы. А я не желаю.
И вдруг шум рукоплесканий как-то стал замирать.
Обернувшись, бабушка увидела, что ракета на сцене как-то вспучилась, приняла форму яйца, и даже по этому яйцу прошла глубокая трещина...
Люди в зале замерли.
Послышался треск, трещины зазмеились уже по всей ракете, и вместо ожидаемого гигантского птенца (или хотя бы крокодила) из скорлупы поползла густая черная грязь.
От ракеты понесло густой вонищей, запахло тухлыми яйцами.
Люди повскакали с мест, побежали наверх, закричали, завизжали.
Грязь уже залила всю сцену, упали столы с угощением и потонули, гуща вывалилась в зал и медленно стала подниматься по рядам.
В жирных потоках грязи извивались какие-то живые черные веревки...
Бабушка, сама того не замечая, оказалась по колени в холодной, густой болотной жиже и начала изо всех сил стараться выйти наверх, к людям.
Вдруг ее ноги оплела какая-то холодная, крепкая лента, задергалась, забилась, потянула вниз...
И тут бабушка увидела, что последним, среди испуганной толпы, могучий зять Валерик несет к выходу Кузю, раздвигая народ, а рядом, оглядываясь в ужасе, пытается не отстать дочь Таня.
- Валерик! Таня! Помогите! Ну что же это такое! - задыхаясь, закричала бабушка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24