Почему?
– Больше ячеек первого выпуска. Я тоже хочу спросить. Разрешите?
Денисов понял, о чем пойдет речь.
– Вы ведь и сейчас не можете догадаться, как вскрывались ячейки? – Маевский поднялся. – Пассажир набрал шифр, никого рядом не было, полная гарантия – и вдруг! Удивительно?
Денисов не ответил.
– Если мне вернут свободу, я немедленно открою секрет.
Когда Маевского увели, Денисов привел в порядок бумаги на столе, подошел к окну, выходившему в зал.
Внизу, на диванах, еще спали. По-прежнему в отдалении стояли оставленные еще с вечера чемоданы. Разметав руки по сторонам, спала девушка в ватнике – круглолицая, с короткими тяжелыми ногами, похожая на официантку третьего буфета. Старик художник делал эскизы, далеко отставляя острый локоть. Денисову был хорошо виден высокий свод черепа художника, крупный нос, глубоко запавшие глазницы. «До чего совершенной может быть голова человека», – подумал Денисов, который незадолго до этого прочитал «Родена».
3 января, 5 часов 12 минут
На этот раз Сабодаш лучше подготовился к приезду заместителя начальника управления, и полковник Холодилин, прошедший напрямую, через зал, не застал дежурного врасплох.
– …На участке обслуживания происшествий не зарегистрировано, объявленный в розыск преступник задержан, находится в ИВС. – Антон подождал. – С личным составом все в порядке.
Холодилин не прервал короткого доклада, был он в гражданской одежде, нешумный, покладистый. В семь утра ему предстояло доложить выводы «дела Маевского – Филина» начальнику управления, в девять – заместителю министра.
Он за руку поздоровался с дежурным.
– …Задержанный передал, товарищ полковник, что хочет сделать заявление, представляющее интерес для органов транспортной милиции. Я дал команду вывести Маевского из камеры. С ним разговаривал младший лейтенант Денисов.
«Снова Денисов, – подумал Холодилин. – Начальник штаба говорил, что ищет к себе в аппарат человека…»
– …Так, я решил, будет лучше для общего дела. Уот!
– В чем суть заявления?
– Маевский готов открыть способ, каким угадывал шифр… В обмен на личную свободу.
Холодилин помолчал.
– Инспектор поставил его в известность о том, что способ этот мы знаем?
– Нет, товарищ полковник. Он написал здесь подробный рапорт с обоснованием, почему так сделал. Этот вопрос он увязывает с возмещением материального ущерба.
Кончалась ночь. Первые утренние электропоезда оставляли одну за другой промерзшие за ночь платформы, они отправлялись полупустые – до начала работы метро. Зато все приходившие электрички были переполнены.
Холодилин прочитал рапорт о беседе с Маевским – необходимость срочного разговора с задержанным отпала, в жестком распорядке дня Холодилина неожиданно возник резерв свободного времени.
Постепенно к дежурному возвращалась уверенность, не покидавшая его в отсутствие высокого начальства. Казалось, преследовавший Антона злой рок отступил.
– Штангой больше не занимаетесь? – спросил Холодилин вдруг.
– Иногда, товарищ полковник. Так, для себя.
– А тянет?
– Как же! Столько лет…
Сабодаш не успел договорить. Красный огонек вспыхнул на коммутаторе: у входа в центральный зал милиционер подошел к ярко-желтой тумбе, снабженной четкими надписями – «Милиция», «Кратковременно нажмите кнопку» и «Говорите».
– Капитан Сабодаш, слушаю вас, – специально для Холодилина Антон нажал на тумблер громкости, подкрутил регулятор. Голос милиционера вошел в помещение.
– Товарищ капитан! В автоматическую камеру хранения пришла заявительница. Говорит, что из ячейки похищен кассетный магнитофон…
– Ячейка пуста?
– Нет, там чужие вещи.
– Хорошо, сейчас буду.
Глазок на коммутаторе потух, Сабодаш улыбнулся:
– Маевский сидит в ИВС, товарищ полковник, а некоторые потерпевшие еще считают, что их ценности преспокойно лежат в ячейках. Натворил он дел! Вы… – Дерзкая мысль пришла к нему, в первую секунду Антон был сам ошарашен ее дерзостью. – Не хотите взглянуть, товарищ полковник?
Холодилин посмотрел на часы.
– Пожалуй.
Он вышел первым, за ним, без шинели, не чувствуя холода, двинулся Сабодаш. Помощник дежурного занял место за пультом.
– Не понимаю таких, как Маевский. – Антон вспомнил журнал, найденный в электричке. – Ведь есть такие события, после которых вся жизнь может пойти по-другому… Как бы звучат колокола судьбы! Только их слышать надо. Уот!
В автоматической камере хранения людей было немного, заявительница ждала сотрудников милиции в конце отсека, приземистая, с коротко остриженными цвета хны волосами, крупными чертами лица, с сигаретой.
– Никуда не годится, друзья мои! – выговаривала она дежурной по камере хранения, сменившей на этом посту Бориса Порываева, и другой женщине – механику-практикантке. – Факт налицо: был магнитофон, сумка, а теперь… пшик!
Увидев работников милиции, она торопливо заспешила навстречу.
– Уголрозыск, ну наконец-то! Господи, как вы медленно!
– Когда вы положили вещи? – спросил Сабодаш, здороваясь.
– Это сейчас так важно? Мне кажется, теперь важнее что-то предпринять, где-то искать, кого-то проверить… Вы уголрозыск, не мне вас учить, вы лучше знаете… Вещи я клала тридцать первого, если это, конечно, вам надо. Кассетный магнитофон импортный, сумку с вещами. Отдельно лежал лещ копченый, в сетке. Знала б, лучше б в поезде разда-ла…
– Вы приехали из Астрахани?
– Да, я ездила в гости.
– В качестве шифра, надо полагать, набрали год своего рождения?
– Вы догадались или…
– Догадался. Ячейку вскрывали дважды, шифр не меняли.
– Точно.
– Могу одно сказать, – Антон ненадолго задумался, – часть вещей, в том числе лещ, где-то в соседних ячейках, магнитофон, вероятнее всего, придется искать далеко отсюда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53