В такие минуты Илья едва переносил своего напарника: на лице Капитана не отражалось ничего, кроме безграничной преданности и любопытства.
За время их знакомства Капитан заметно изменился к лучшему: почти не пил, щеголял в новой, с иголочки, морской форме. Как-то внезапно, в одно утро, на выбритых теперь до глянцевого блеска щеках появились симпатичные, почти юношеские ямочки. Илья с трудом узнавал в моложавом белобрысом младшем лейтенанте флота жалкое существо, с которым случайно познакомился на вокзале.
– Счастливо встретить праздник, Илья Александрович! – кротко пожелал Капитан, принимая ношу. – Я пошел! – Капитан сразу почувствовал, что портфель Ильи набит не одними тряпками.
– Завтра, как договорились, – Небольшой, перехваченный бечевой сверток Илья оставил себе.
Выпавший с вечера снег быстро таял. Уборочные машины, отчаянно сигналя, забрасывали лужи пригоршнями мокрого песка. Несколько раз принимался идти дождь, с разных сторон в направлении к поездам спешили люди.
«Видел бы сейчас тесть эту сутолоку», – подумал Илья. Сунув сверток под пальто, он вместе со всеми побежал к платформе.
Воспоминание об отце жены было мимолетным: в последние годы, когда ноги старика отказали, он переехал в Юрюзань и часами сиживал у окна, наблюдал. Невинное, с точки зрения Ильи, желание прохожих срезать угол газона или проложить дорожку через цветник вызывало у тестя осуждение: старик уважал порядок.
– Если приходится топтать газон, чтобы сократить путь, – объяснял Илья новейшую концепцию, – значит, дорожки проложены не там, где следует.
Тесть не соглашался.
– Человек должен желать пройти весь путь! Не укорачивать. Иначе вот к чему подойдем! – Старик доставал с полки белый полиэтиленовый стакан без ручки. – Будет в каждом доме по такому сервизу на сто персон. Попил чай – и можешь выбросить!
– При чем здесь стакан?
– Старались, как прямее да короче!
Спор был с подтекстом.
– …Слышал я, – не уступал тесть, – где-то, перед тем как дорожку проложить, засевают все травой и ждут. Где протопчут тропинки – там и быть асфальту. Да только не верю я в это! Другой все равно для себя дорогу вытопчет. Не с дорожек начинать надо – с человека!
…В полутемном тамбуре электрички на полу стояли лужи. Свет полностью не зажигали. Илья внезапно очнулся, откинул голову к стене.
«Зачем я здесь? – подумал он. – Какого черта мне надо?!»
Теперешнее положение требовало от Ильи ежечасно новых, каждый раз все более удовлетворительных объяснений. Необходимо было доказать самому себе, что не сошел с ума, не заболел, не сделал страшной, непоправимой ошибки, совершив этот внезапный на сто восемьдесят градусов поворот – оставшись в Москве и решившись на авантюру с Капитаном.
«Все время думаю об одном и том же! Какой тогда прок от всего этого? Ведь, кроме меня и Капитана, никто ни о чем не знает! Только я и он. Но Капитан не в счет – через пару дней мы расстанемся. Значит, все дело во мне. Почему же не посмотреть проще? Скажем, так: „Лыжник Илья М., воспользовавшись боковой лыжней, слегка выпрямил дистанцию гонки. Конечно, это нельзя приветствовать, но до него так поступали многие!.. «Выпрямил“. Видимо, никуда не уйти от этого слова“.
Заработали моторы, люминесцентный свет разлился по вагону. Илья вздохнул свободнее.
«…Во мне ничто не изменилось. Так же я продолжаю любить жену, сына, рисунки Анри де Тулуз-Лотрека, „Дон-Карл оса“, арию Далилы. Экономия в бюджете не распространяется на книги, музыкальные записи. Без „Москоу ньюс“ я уже давно никуда не хожу, при первой возможности зубрю слова. Лексика, упражнения, увеличение словарного фонда – все, как было раньше. Одно должно измениться: через несколько дней я куплю дачу, а через год – машину! Как это у Стендаля? „Если Жюльен только тростник колеблющийся, пусть погибает, а если это человек мужественный, пусть пробивается сам“.
31 декабря, 22 часа 40 минут
– Товарищ Денисов! – разнесли по вокзалу динамики. – Срочно подойдите к бригадиру поезда номер пять Москва – Баку. Повторяю…
Денисов взглянул на часы: посадка на бакинский заканчивалась.
Стеклянный свод над платформой дальних поездов усиливал возникавшие внизу звуки – шарканье ног, голоса, таинственные звонки, доносившиеся из операторской.
У последнего вагона затянутый в форменный плащ бригадир поезда внимательно слушал, что ему поочередно говорят майор Блохин и незнакомый пассажир. Появление Денисова всех троих как бы подхлестнуло.
– Вот товарищ две сумки поставил в купе и пошел за женой. – Блохин, не снимая очки, пальцами протер стекла. – Пока остальные вещи принес, сумки украли.
Он передернул плечами. Вечер старший инспектор провел на перроне и основательно промерз в своем колючем пальто и новой шляпе-«дипломат» с загнутыми вверх полями.
– Да-а, – вздохнул бригадир и еще сильнее затянул кушак на плаще, – такой это день, товарищ! В четвертый вагон на одно место три билета продали, в шестом тоже два двойника… – Голова его была крепко забита своим. – Куда их посадить, ума не приложу. А ехать всем хочется!
– Сержанта я послал в метро, к эскалатору. Сейчас следует хотя бы часть вещей переписать, – в руках Блохин держал блокнот и авторучку, – ориентировать наряд… И поезд отходит!
Денисов заметил, что движение в вагонах прекратилось. Провожающие выстроились вдоль окон.
– …Может, тебе стоянку такси перекрыть, Денисов?
– Действовали не без головы, – потерпевший мигнул Денисову, – видно, следили. Я успел кое-что узнать: оказывается, вторая проводница все видела. Главный у них – в коричневом пальто, носатый.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53