— Ему это один израильтянин посоветовал…
— Изя? Почему ты называешь его израильтянином? Разве мы не израильтяне?
— Нет, мама.
— А когда мы станем израильтяне?
— Думаю, до этого еще долго.
—У меня такое чувство, что мы в эвакуации…
Было слышно, как женщина повернулась на бок, она была такой же крупной, как сын. Матрас зашуршал.
—…Кончится война, и нам разрешат вернуться домой, назад в Могилев…
Я показал Венгеру на бутылку «Кеглевича» в кармане, кивнул на дверь. Он поднялся, немедленно ощутив духоту: — Пойдем, подышим воздухом…
Наше убежище в разросшихся агавах выглядело экзотично. Листья агавы были тяжелые, большие. На одном кто-то из подростков выцарапал неприличное слово по-русски.
—Такая тут земля! — заметил Венгер. — Чуть поскреби — и там камень! Сплошное лобное место! А это все привезли люди — всю землю, деревья…
После выпивки Венгеру следовало выговориться. Пролетавший полицейский вертолет протарахтел над нами. Я ждал. Он коротко прошелся по ивриту:
—Мудро: «жизнь», «лицо», «вода» не имеют единственного лица!
Перешел к библейской истории:
—Причина всех бед — бессмысленная вражда внутри народа…
Мне отводилась роль слушателя.
— Некий Камца прогнал из своего дома некоего Бар Камцу, которого слуга по ошибке пригласил на пир…
Я слышал эту историю не раз. В конечном счете, утверждали мудрецы, результатом этой распри явилось разрушение второго храма. Мы уже прощались, когда я сказал как бы между прочим:
—За мной ходит один мужик. Я хочу проверить. На днях, я думаю, его засеку…
Я рассказал про свой план. Если мне было суждено вскоре отправиться кормить рыб, кто-то потом должен был все объяснить Джамшиту или Рембо… Венгер отставил стакан:
— Меня ты не хочешь привлечь?
— По-моему, ты судмедэксперт. Не мент. Не забыл, часом?
— Я и в Могилеве, у себя, любил поучаствовать. Это будет утром?
— Оставь.
— Я умоляю. Утром?
— Часов в десять…
— Хорошо. Потому что вечером мне с сыном в шахматный клуб. Если ты не против, я хочу посидеть у ульпана, на Бецалель…
Суббота закончилась. Дверь в уже знакомую мне кафешку была открыта. Перед тем как войти, я осторожно оглядел крохотный зал. Посетителей было немного. Крашеный, с шевелюрой цвета прошлогодней соломы молодой бармен был из вновь прибывших. Я обратил внимание на серьгу у него в ухе. Бармен с кем-то говорил. Я различил густой кавказский акцент. Посетителей было немного. Неожиданно я увидел адвоката Ламма. Он сидел в углу за дальним столиком. Из освещенного зала ему было трудно меня заметить, я же мог спокойно его разглядеть. Если бы не боевики, которые могли быть у меня за спиной…
Я повернул назад, чтобы через несколько минут появиться в подъезде по другую сторону узкой, как почти все в Рехавии, улочки, напротив кафе.
Адвокат проглядывал газету. Курил. Пил кофе. Он кого-то ждал. Люди, подобные Ламму, не могли себе позволить быть занятыми чем-то одним: только чтением, только курением. Или ожиданием… Он был в кожаной куртке, джинсах, на ногах белые носки и кроссовки — обычная униформа здешних «русских». Волос после нашей встречи в «Бизнес-клубе» у него не прибавилось, плешь казалась всеобъемлющей. На Ламме были все те же очки с большими дымчатыми стеклами, вязаная кипа…
«Мозгляк, профессор…»
Какая-то дама, на последних неделях беременности, вошла в кафе. Ей бросились уступать место, но она прошла к столику адвоката. Ламм придвинул ей стул, погасил сигарету. Встреча была запланирована. Лицо дамы, слегка измененное беременностью, было мне знакомо. Я видел ее в банке на Кинг-Джордж — она обслуживала «русских» в валютном отделе.
«Что ж! Очень даже может быть!»
Причина встречи была очевидна. Ламму необходимо было проконсультироваться по поводу исчезнувшего «чека банкаит» на пятьдесят миллионов долларов. Опасаться использования чека не приходилось — никто, кроме указанного в чеке банка «START», получить деньги со счета не мог…
«Но может, передача чека в Израиле требовала каких-то ответных обязательств банка?..»
Разговор адвоката с дамой оказался удивительно коротким. Ламм отбросил салфетку. Поднялся. Оставил на столе купюру. Направился к выходу… Сидевший за соседним столиком высокий амбал поднялся следом. Дама поймала взгляд бармена, заказала кофе.
Я совершенно спокойно воспринял заключительный аккорд в поведении Ламма. «Чек банкаит» не залежался в тайнике у Цветных Камней. Банки Кипра сегодня работали. Из Израиля в Никосию было рукой подать. Один из кипрских банков мог выступить в качестве посредника. Дама доставила адвокату неприятное известие:
«Можно считать, что ваш счет облегчен на 50 000 000 долларов. С этим уже ничего нельзя сделать…»
Узкие улочки Рехавии были темны из-за деревьев. На аккуратно подстриженных газонах ближайших домов включили подсветку. Дом оказался поблизости. Рядом была автобусная остановка. Две женщины, похожие на поднявшихся на задние ноги свинок с картины известного художника, Обнимались. Одна из них сошла с автобуса, другая ее встречала… Я нырнул в ближайший подъезд, где перед тем скрылись обе свинки. Тут же осторожно выглянул. Ни одно окно в доме, куда вошли Ламм и его телохранитель, не осветилось. Жалюзи были плотно прикрыты…
Адвокат отсутствовал около часа. Вскоре я увидел подъехавшую к подъезду «мицубиси». Ламм вышел вместе с супермоделью. С ними было трое секьюрити. Борцовского вида кавказец шел в арьергарде. Несмотря на темноту, я узнал его. Это был все тот же секьюрити, которого я видел за столом «Бизнес-клуба», а потом в Шереметьеве, когда встречали цинковый гроб с телом Камала Салахетдинова!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93