— Говорит… — «Лайнс» был динамичнее громоздкой структуры РУОПа. Работая по конкретному заказу, быстро превращался в источник собственной конфиденциальной информации. — Это тоже «Рассветбанк». Его диверсионный отряд.
— Какой он из себя, Гнеушев?
— Меньше сорока, крепкий. Особая примета: волосы словно алюминий… Редкий цвет!
Афганца увезли из РУОПа на Петровку, 38. Старший опер подразделения, разрабатывавшего главарей преступного мира, — молочный, дебелый, — не сразу понял, кто перед ним, повел себя грубо. Ему понравилась зажигалка-пистолет.
— Твою игрушку я оставляю для проверки…
Жид ему не посоветовал:
— Без зажигалки ты меня не отправишь…
— Отправлю.
— Посмотрим. Звони Мокеичу.
— Какой еще Мокеич?
—Для тебя он Губанов. Передай, я хочу с ним говорить!
Старший опер лишился языка.
— Я тебя сейчас как задвину! Какой он тебе Мокеич! На хрен ты ему сдался!
— Я хочу сделать официальное заявление.
— На параше! В камере!..
— У меня двойное гражданство. Мне надо поставить в известность свое посольство…
— В России ты — российский гражданин.
— Я — иностранец…
—Ты — бандит, блин!
Неизвестно, чем бы закончился спор. Оперу позвонили. Он посерьезнел:
—Есть, товарищ генерал… — Покосился на задержанного. — Понял. Сейчас…
Он положил трубку:
— Собирайся.
— Ни хрена…
Авторитет усмехнулся в лицо.
—Быстрее…
Жид нагнулся, быстро расшнуровал ботинок, швырнул в угол:
— Босого не поведешь.
— Ты что?!
— Никуда не пойду! Звони генералу — пусть приедет!
— Совсем оборзел?!
Опер уже понял, что пропал.
—Не пойду!
Миха сбросил куртку, сорочку. Он уже снимал брюки. Черный, с матовым лицом, маслеными глазами, татуированный… Череп с кинжалом, с крылышками, со змеей и короной — «вор в законе ». Подключичная звезда была тоже с черепом, со свастикой — «пахан зоны ».
Положение было безвыходным. Старший опер был молодой. Звонить на самый верх? Да еще домой! Ночью! Может, доложить ответственному? А тому зачем его геморрой? О генерале он не много знал: «Этот выгонит из главка с ходу! Сволочи… Генералы, депутаты, авторитеты… Жириновского бы сюда сейчас! Что делать? Подать ботинки, унижаться?» Миха освободил его:
—Я сам позвоню. И не ему, а сеструхе. Пусть везет шмотки, а то я как хасид! Не сочти за труд: посмотри, чтобы не шел никто…
С Петровки Миху отправили в престижном милицейском «мерседесе». Под охраной. Ехали тем же маршрутом, что он и предполагал. В прошлый раз его устроили на ночь там же. Вскоре были уже в зеленой зоне внутри городской черты, на территории Серебряноборского лесничества, за глухим забором, на государственной даче. Конвоировавшие его бойцы уехали сразу, едва за Михой закрылась калитка с замком. Внутрь их не впустили. О том, что находилось за забором, они могли только строить предположения. Ухоженной тропинкой Афганец шел к крыльцу, под деревья. Двухэтажная дача была пуста, если не считать охранника в гражданском вместе с хорошенькой официанткой на чистенькой кухоньке. Туманову уже приходилось бывать тут.
Дом предназначался для конфиденциальных встреч. Служил он и министерской гостиницей для «очень важных персон». Все тут было на уровне. Деревянные потолки, чистый воздух, хрусталь, тюль на старых ореховых карнизах. На всякий случай Миха обследовал помещение. Особых изменений не наблюдалось. Наверху справа была спальня, две ванные, балкон и гостиная. Внизу — каминная, кухонька. Длинные свечи-светильники.
Как и в прошлый раз: никого из посторонних…
—Здравствуйте. — Официантка еле двигала вспухшими губами. Груди стояли торчком. Причина была одна. — Что будете пить?
— Джин с тоником. Кофе с молоком без сахара.
Кухонька была белая, чистенькая, с новейшей электроплитой, с банками импортного кофе, со снедью. Включили свечи-светильники. Джин официантка подала в каминной. Низкий стол с мраморной столешницей. На стене картина — белые мазанки в ночи. Соломенные крыши. В крайней хате светится окошко. «Ночь в селе…»
К кофе официантка подала свежие круассаны.
Охранник — молодой, длиннорукий — несколько раз входил в каминную, но садиться не решался. Его место было снаружи. Миха знал, что охранник тут же вернется, когда он поднимется наверх.
—За Мессию! — Имя спасителя он произнес как религиозный еврей, харедим. — За Машиаха!
Второй был истинно московский:
—За «Спартак»!
По скрипучей лестнице Миха поднялся наверх. Аккуратная спальня. Сбоку на прикроватной тумбочке комплект чистого белья. Рядом огромная кровать. «Может, на ней Юра Чурбанов трахал Галину Брежневу…» Галина представилась ему здоровой телкой, с огромным, как кресло, задом…
Кто-то рассказывал, что в светлой большой комнате, рядом с лестницей, застрелился бывший министр, обвиненный в кражах. Михе было все равно… «В следующий раз возьму эту официантку…» — ему нравились малоподвижные тяжеловатые телки с крупным выменем и коровьими губами. Он выключил свет. Не раздеваясь, лег. Внизу быстро наступила страстная тишина, В прошлый раз, больше года назад, когда он ночевал тут, официантка и охранник желали друг друга с такой же страстью.ь «Не натрахались за год? Или у них с тех пор смены не совпадали?! Может, другой охранник?!» Даже в темноте чувствовалось, как раскачивается люстра под потолком. Внезапно внизу раздался телефонный звонок. Звонили долго. Пара все не могла разъединиться. Миха снял ботинки, стараясь не скрипеть, в носках, осторожно спустился по лестнице. Не отпуская официантку, охранник поднял трубку:
—Слушаю… — Он не прекращал размеренных сильных движений туловищем. — Да. Спит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112