— Ты знаешь, — медленно произнес Римо, — школа — могучий источник знания.Парень с ножом несколько смутился.— Эй, не надо мне...— Например, — продолжал Римо, — сейчас ты узнаешь, что испытывает человек, когда кости его превращаются в желе.Нож в руке парня задрожал. Римо приблизился к нему на шаг, и, словно отвечая на вызов, тот выбросил лезвие вперед. Первое, что он услышал, был стук падения ножа на каменный пол. Затем он услышал несколько легких щелчков — это трещали кости его правого запястья, которое, выкручивая, сжимал в своей руке этот белый.Парень разинул рот, собираясь закричать, но Римо прикрыл его рот ладонью.— Шуметь нельзя. Не мешай прилежным детям учиться. Ну, где канцелярия?Он вопросительно глянул на второго парня.— Туда, по коридору, — ответил тот. — Направо, первая дверь.— Спасибо, — сказал Римо. — Приятно было с вами побеседовать, мальчики.У канцелярии была бронированная стальная дверь без какого-либо окошка, и Римо пришлось навалиться на нее всем телом, чтобы она открылась.Римо вошел внутрь, подошел к длинной стойке и стал ждать. Наконец, в приемную вошла какая-то женщина.— Чего хотели? — спросила она. Женщина была высокая, толстая, вокруг ее головы, как нимб, вилась копна густых курчавых волос.На двери кабинета по левую руку Римо висела табличка: «Доктор Шокли. Главный методист».— Я хочу повидаться с ним. — Римо указал на дверь.— Он занятый. Зачем вам с ним видаться?— Дело касается одного вашего ученика. Тайрона Уокера.— Полицейский участок, он там, на улице. Им говорите про этого Тайрона.— Мое дело полиции не касается. Я хотел бы поговорить с ним об учебе Тайрона.— Вы кто?— Я друг семьи. Родители Тайрона сегодня заняты на работе и попросили меня зайти в школу и выяснить, не могу ли я чем-нибудь помочь.— Чего сказали? — Глаза женщины недоверчиво сузились.— Мне казалось, я ясно сказал по-английски. Родители Тайрона работают и попросили меня...— Я слышала, слышала. Чего вы мне городите? За кого вы нас принимаете? Вот тоже — пришел голову морочить.— Голову морочить? — удивился Римо.— Ни у кого здесь нет оба родителя, да еще чтоб на работе! Что вы их вранье слушаете?Римо вздохнул.— Ладно. Я вам скажу все, как есть. Я полицейский. Тайрон мой подопечный. Условно-досрочно освобожденный. А теперь он попался снова, за три изнасилования и шесть убийств. Я хочу поговорить с Шокли, прежде чем отправить его на электрический стул.— Ну, так-то лучше. Так похожей на правду. Садитесь и ждите. Шокли поговорит с вами, когда сможет. Он занятый.Женщина указала Римо на стул, а сама села за стол, взяла номер «Журнала черного совершенства и черной красоты» и уставилась на обложку.Римо обнаружил, что рядом с ним сидит черный подросток, внимательно разглядывающий книжку-раскраску у себя на коленях. На раскрытой странице был изображен Поросенок Порки, нюхающий цветок на фоне сарая.Мальчишка достал из кармана рубашки цветной мелок, раскрасил одну из толстых ляжек Порки в розовый цвет и убрал мелок. Потом достал зеленый и раскрасил крышу сарая. Убрал зеленый, снова достал розовый и принялся раскрашивать другую ляжку поросенка.Римо через плечо парня следил за его работой.— У тебя здорово получается, — похвалил он его.— Ага, я лучший в классе по искусству-ведению.— Это заметно. Ты почти не вылезаешь за контуры рисунка.— Иногда трудно, когда линии близко, а кончик у мелка толстый и не влезает.— Ну и что ты тогда делаешь? — поинтересовался Римо.— Беру мелок, у кого он острый, и он влезает между черточками.— А ему ты отдаешь свой старый мелок?Мальчишка посмотрел на Римо — на лице его было написано явное недоумение, словно Римо говорил на языке, которого мальчишка никогда не слышал.— Это еще зачем? Старый выбрасываю. Вы кто общественник или что?— Нет, но иногда мне хотелось бы им стать.— Смешно как-то говорите. «Мне хотелось бы» — как это?— Это называется английский язык.— А. Вот что Вас как?— Бвана Сахиб, — сказал Римо.— Вы тоже сын великого арабского короля?— Я прямой потомок великого арабского короля Покахонтаса.— Великие арабские короли, они черные, — хмыкнул парень. Он-то знает его не одурачить.— А я по материнской линии, — объяснил Римо. — Возвращайся к своей раскраске.— Ничего. Мне ее к завтра.Римо покачал головой. Сидящая за столом черная женщина по-прежнему глядела на обложку «Журнала черного совершенства и черной красоты».Дверь кабинета Шокли слегка приоткрылась, и Римо услышал голоса.— Ублюдок! Крыса! — кричала женщина. — Дискриминация! Несправедливость!Дверь распахнулась, и в проеме, спиной к Римо, показалась кричавшая.Она размахивала кулаком, адресуя свой гнев внутрь кабинета. У женщины были огромные толстые ляжки, сотрясавшиеся под цветастым хлопчатобумажным платьем. Ягодицы ее напоминали небольшой холм с седловиной. Движения рук поднимали волны в океане жира, свисавшего с ее мощных бицепсов.Голос в глубине комнаты что-то негромко произнес.— Все равно крысиный ублюдок! — отозвалась женщина. — Если бы не эта штука, я бы тебе показала!Она развернулась и сделала шаг в сторону Римо Если бы ненависть имела электрический заряд, глаза женщины извергали бы потоки искр. Губы у нее были плотно сжаты, а ноздри яростно раздувались.Римо собрался было бежать, пока этот мастодонт его не раздавил. Но женщина остановилась рядом с мальчишкой, раскрашивавшим поросенка.— Пошли, Шабазз. Пошли домой.Мальчишка как раз спешил закончить раскрашивание правой передней ноги Порки. Римо слышал, как скрипят его сжатые от старания зубы. Женщина не стала ждать — со всего размаху она врезала мальчишке кулаком по уху. Мелок полетел в одну сторону, книжка-раскраска — в другую.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53