Чиун кивнул.— А что означает этот символ? — Римо указал на грубый рисунок прямоугольной формы, расположенный посреди текста на неизвестном языке.— В послании на других языках это называется Уктут, — ответил Чиун.— А что такое Уктут? — снова спросил Римо.— Не ясно. А что такое Джой-172? — задал Чиун свой вопрос.— Не знаю. А почему ты спрашиваешь?— Об этом тоже говорится в послании.— Что все это значит? — вмешался детектив. — Мы никак не можем в этом разобраться.Чиун поднял вверх свои тонкие руки в жесте, изображающем незнание.Вновь оказавшись на душных и грязных нью-йоркских улицах, где непрерывно гудели зажатые в чудовищных пробках машины, Чиун все объяснил.— В этом послании содержится требование репараций. Текст труден для понимания, потому что написан высокопарным слогом религии. Ясно лишь, что написавший его требует, чтобы некий Джой-172 был наказан за какое-то оскорбление, нанесенное некоему Уктуту. И пока власти страны не накажут этого самого Джоя-172, слуги Уктута будут продолжать утолять его боль кровью.— Я все еще не понимаю, — сказал Римо.— Либо твоя страна выдаст им Джоя-172, кем бы он ни был, либо последуют новые смерти, — объяснил Чиун.— А кому до этого дело? — спросила Бобби.— Мне, — ответил Римо.— Эта умная, красивая и очаровательная юная леди говорит дело, — сказал Чиун.— Если ты такой умный, то можешь отправляться на поиски своего Джоя-172, — обратилась Бобби к Римо.— Она говорит дело, когда не болтает вздор, как сейчас, — закончил свою мысль Чиун.Римо улыбнулся.— Мне кажется, я знаю способ найти этого Джоя-172. Вы когда-нибудь ездили на нью-йоркской подземке?— Нет, — ответил Чиун. И он явно не собирался этого делать. Глава 5 Антуан Педастер Джексон считал своей обязанностью учить белых уму-разуму. Хотя бы эту старуху с потрепанной хозяйственной сумкой, — едет, видите ли, в последнем вагоне маршрута "Д" после семи часов. Разве она не знает, что белым не полагается ездить в это время в подземке? Впрочем, похоже, она начала это понимать, когда он вразвалку ввалился в пустынный вагон вместе со своим дружком, Красавчиком Уильямсом. Оба они учились в последнем классе средней школы имени Мартина Лютера Кинга, и Красавчик должен был выступать с речью от их класса на выпускном вечере, потому что читал быстрее всех остальных учеников и при этом даже не шевелил губами, ну разве что на трудных словах. Но в школе имени Мартина Лютера Кинга даже учителя не умели произносить трудные слова.— Ты знаешь, где находишься? — поинтересовался Антуан.Старушка с морщинистым лицом, на котором запечатлелись долгие годы тяжелого труда, подняла глаза от молитвенника, зажав пальцем текст «Аве Марии». Вокруг ее круглого лица был повязан выцветший желто-красный платок. Она покрепче зажала сумку между коленей.— Извините, но я плохо говорю по-английски, — проговорила она.— Это нью-йоркская подземка, — сообщил Красавчик, готовящийся выступать от класса на прощальном вечере.— После часа пик, красотка, — добавил Антуан.— Тебе не полагается быть в здесь в такое время, — поддержал друга Красавчик.— Извините, я плохо говорю по-английски, — повторила старушка.— Че у тебя там, в этой твоей сумке? — поинтересовался Красавчик.— Перештопанная старая одежда.— Бабки есть? — Увидев ее замешательство, Антуан пояснил: — Деньги?— Я бедная женщина. У меня лишь несколько монет — на ужин.Тут Антуан изобразил страшную обиду и ударил своей черной рукой по белому лицу.— Ненавижу врунов. Разве тебе не говорили, что ложь — это грех?— Стыдно врать, — заметил Красавчик и ударил женщину по другой щеке.— Нет-нет! Только не бейте, — закричала женщина, закрывая голову руками.— Убери руки! — потребовал Антуан и стукнул ее по голове. Потом решил испытать новый каратистский удар ребром ладони на ее правом плече, но понял, что кулак гораздо надежнее. Следующий удар сорвал со старушки платок и рассек ухо, из которого потекла кровь.Красавчик поднял старушку на ноги и хорошенько стукнул головой о стекло, а Антуан принялся обшаривать карманы. Им удалось обнаружить один доллар семнадцать центов, и Красавчик стукнул ее еще раз — за то, что у нее оказалось слишком мало денег.Они вышли на следующей остановке, рассуждая о том, как здорово протекает их деятельность по очистке подземки от белых, решивших проехаться по ней после наступления темноты. Им было и невдомек, что тем самым они очищают нью-йоркскую подземку от всех пассажиров, включая негров и пуэрториканцов. Они посмотрели вслед пустому поезду, направляющемуся в сторону Мошолу, конечной станции маршрута "Д".Доллар семнадцать центов мало на что могли сгодиться, но юноши все же решили покинуть подземку. Они оказались в белом квартале, где зараженные расизмом владельцы магазинов не запирают товар на замок и не прячут его подальше от глаз, как торговцы в черных кварталах. Свободные от подобного расистского мелкособственнического менталитета, Антуан и Красавчик почувствовали себя в своей тарелке в этих магазинах и супермаркетах, где все было выставлено напоказ и все можно было потрогать, рассмотреть и подумать, стоит ли товар покупать. В конце этой небольшой прогулки по Гранд-Конкурсу у них было три баллончика с краской, три бутылки кока-колы, четыре шоколадки, восемь конфет, журнал с обнаженными красотками и кусок дорогого мыла. Им даже не пришлось тратить на это свои доллар семнадцать центов.— Какого черта ты упер мыло? — спросил Красавчик.— Может, удастся его продать.— Чушь. Кто в нашем квартале станет покупать такое мыло?— Мы могли бы и сами им воспользоваться, — задумчиво сказал Антуан. Однажды ему довелось увидеть по телевизору, как женщина поливала мыло водой, а затем натирала образовавшейся пеной лицо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42