План, разумеется, не удался. Шеф разведки покончил жизнь самоубийством, что было весьма мудро с его стороны, но, к сожалению, унес с собой в могилу секрет местонахождения похищенных сокровищ. А поскольку секрет этот он при жизни отказался открыть даже самому Ким Ир Сену, сокровища можно было считать безвозвратно утерянными.Конечно, теперь Ким Ир Сену никаким способом не удалось бы возместить Дому Синанджу утрату. Вопрос был в другом: должен ли он понести наказание за действия своего подчиненного? В этом, конечно, тоже не было сомнений, но пока Чиун раздумывал, какого именно наказания заслуживает столь вопиющий поступок, Ким Ир Сен изо всех сил старался загладить свою вину. С этой целью по приказу Отца народа к Синанджу были проложены три новые шоссейные дороги, а во всех учебниках истории появилась целая глава, восхваляющая древний род ассасинов и его заслуги перед корейской нацией.Северокорейские студенты и школьники, изучая марксизм-ленинизм и постигая преимущества рабочих комитетов, на следующей лекции вдруг неожиданно получали обширную информацию о фамильном древе Синанджу и заучивали похвалы в адрес фараонов и королей, исправно вносивших за услуги ассасинов установленную плату.Подобное противоречие, однако, ничуть не волновало многомудрых школяров. Все равно о марксизме они знали только одно — надо побыстрее сдать по нему экзамен.А потому, ничуть не смущаясь, они аккуратно записывали, как фараон Эхнатон пожаловал сорок нубийских статеров мастеру Ги, как лидийский царь Крез заплатил четыреста талантов золотом, а Дарий Персидский пожертвовал бриллиант в сто каратов, — и это на следующей странице после учения о роли масс и о признаках революционной ситуации.Со своей стороны Чиун, убедившись, что Ким Ир Сен сделал все возможное, решил оставить его в покое. Особенно повлияла на его решение церемония встречи — три тысячи школьников, выстроившись на поле в пхеньянском аэропорту, размахивали флагами с эмблемой Дома Синанджу и хором скандировали:— Слава тебе, доблестный род ассасинов, да будут праведность твоя и твое величие править в мире, навеки вознагражденном твоим присутствием...— Они же не понимают, что говорят, — нетерпеливо шепнул на ухо Чиуну Римо, уже потерявший надежду, что церемония когда-либо закончится.— Почести нельзя презирать. Кстати, вашим студентам и Америке не мешало бы поучиться манерам у этих детей.— Наши студенты эту абракадабру ни за что не выучат, — хмыкнул Римо.И тут же поплатился за это — всю дорогу от Пхеньяна до деревни Чиун без устали перечислял все малые и большие несправедливости, которые претерпел он от своего нерадивого ученика, добавив в конце проявленное презрение к почестям и пообещав при этом, что терпение Мастера не безгранично и подобное отношение в скором времени даст плоды.— И, наверное, ты считаешь, что старейшины Синанджу — тоже глупцы, раз они пришли сюда, чтобы воздать почести прибывающим?— Да нет, — пожал плечами Римо. — Почему бы им не воздать нам почести? Мы их кормим уже несколько тысяч лет.— Мы — плоть от плоти их, — с упреком сказал Чиун.— Ну уж не я, папочка.— Конечно, не ты. Но твой сын — будет.— Да ведь у меня нет детей.— Это оттого, что ты все время волочишься за этими белыми вертихвостками. Но если ты женишься на здоровой корейской девушке, то родишь мне наследника и я воспитаю его. Потом он тоже женится на кореянке, и вскоре все забудут, что на славном знамени Дома Синанджу было когда-то позорное белое пятно.— Кстати, папочка, — прищурился Римо, — может, и у тебя затесался где-нибудь белый предок. Тебе это не приходило в голову?— Только в ночных кошмарах.Чиун вышел из машины и величественно поклонился в ответ на поклоны шеренги стариков в развевающихся белых одеяниях.Римо взглянул поверх голов встречающих. До самого горизонта уходила за холмы лента абсолютно девственной шоссейной дороги. Единственным транспортом, когда-либо ходившим по ней, были случайно забредавшие сюда из соседних деревень яки, то и дело оставлявшие на нетронутом колесами асфальте свои визитные карточки. После чего из Пхеньяна неизменно вылетал специальный вертолет, в обязанности экипажа которого входило следить за тем, чтобы автострады Синанджу-Один, Два и Три (поскольку с другой стороны к деревне вели еще две шоссейные дороги) всегда оставались безупречно чистыми. В этом, согласно заявлению корейского правительства, оно видело малую частичку своего долга по отношению к деревне и ее обитателям.— Счастлив видеть вас! — обратился между тем Чиун к старейшинам. — Вы видите, на родину я вернулся не один — я приехал вместе с Римо, моим сыном. Я больше не держу на него зла за то, что он не бросился на поиски наших сокровищ, как только они исчезли. Многие ведь поступили еще хуже, не удосужившись даже предложить в жертву свои жизни, лишь бы бесценные сокровища были найдены.Шеренга в белом, выстроившаяся вдоль обочины автострады Синанджу-Один, согласно закивала.— Но вас, возможно, все же удивит, почему я не держу зла на Римо, — ораторствовал Чиун.— Я думаю, это их нисколько не удивит, папочка.Терпение Римо было на пределе.Старейшины, нарушив неподвижность строя, беспокойно вскинули головы. Два великих Мастера явно в чем-то не соглашались. Обычно результаты подобного несогласия впрямую сказывались на старейшинах — те это помнили и очень боялись.Чтобы успокоить стариков, Чиун умиротворяюще поднял руку:— Мой сын разгорячен после долгой дороги и не вполне владеет собой. Так почему же, спросите вы, я больше не держу зла на Римо? Во-первых, он приехал сюда учиться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64