Завезите его в пустыню Сахару и бросьте его там без копейки денег – к вечеру он очутится с десятью долларами, которые он перехватит у знакомого льва, проглотившего их в свое время вместе с африканским путешественником. А впрочем, и в этом отношении я выше его. К женскому полу равнодушен (идиот!), и то, что он вас привел сюда, скорей свидетельствует о его добром сердце, чем о вашей красоте, в которой тут, кроме Клинкова, кажется, никто и не понимает. В заключение о Громове можно сказать, что он хороший товарищ и обожает нас с Подходцевым. Иногда пьет разные напитки, довольно красив, как видите, чисто одевается. Рядом со мной бледнеет. Теперь перейдем к третьему – ко мне. Но о себе я ничего не скажу: пусть за меня говорят мои поступки. Пожалуйте ручку!
Пока Клинков разливался соловьем перед гостьей, уже оправившейся от смущения, Громов разворачивал закуски, раскладывал их по тарелкам, а когда Клинков закончил – Громов улыбнулся и добродушно обратился к Марье Николаевне:
– Не напоминает ли вам Клинков индюка, который, как только завидит представительницу прекрасного пола, сейчас же распустит все перья, напыжится и заболтает что-то, очевидно, очень умное, на своем индюшачьем языке?
– Хороший товар не нуждается в рекламе, – подмигнул Подходцев, – а испорченный нужно назойливо рекламировать, чтобы его взяли.
– Марья Николаевна! – воскликнул Клинков. – Эта завистливость, не производит ли она на вас болезненного впечатления? Не виноват же я, что они по сравнению со мной проигрывают!
– Проигрываем, потому что ты козырного туза держишь в рукаве…
– А у тебя на спине туз скоро будет, – всякому свой козырь.
– Позвольте, я буду разливать чай, – сказала Марья Николаевна, совсем отогревшаяся и душой и телом в несколько сумбурной, но теплой компании трех друзей.
– Видите, – обрадованно сказал Громов, – сразу уютнее сделалось, когда хозяйка сидит за самоваром.
– А вы все трое холостые? – спросила Марья Николаевна, намазывая икру на хлеб.
– Да! – поспешил сказать Клинков. – За них никто не хотел выходить замуж, а я не могу найти себе женщины, душа которой звучала бы в унисон с моей душой.
– Не там ты ищешь такую душу, – соболезнующе сказал Подходцев.
– А где же искать?
– В женской пересыльной тюрьме.
– Ладно вам! – немного растерялся Клинков под общий смех. – А зато кому дала Марья Николаевна первый бутерброд с колбасой? Мне!
– Жаль только, что этот кусок был отрезан с краю колбасы и немного подсох, – улыбнулся Громов.

Глава 2.
Компания берет быка за рога.
Господин Кандыбов

После чаю перешли на деловые разговоры: приятели с редкой серьезностью приступили к обсуждению будущей жизни Марьи Николаевны.
– Раз вы говорите, что ваш муж нехороший – вам с ним и жить не стоит, – сказал Клинков.
– Ты ничего не понимаешь, – возразил деликатно Подходцев. – Конечно, можно и уйти от мужа, но дело в том – есть ли у Марьи Николаевны средства?
– У меня лично нет, – отвечала Марья Николаевна, заражаясь деловитостью трех друзей. – Но мои родители имеют солидные средства.
– Только не сообщайте Громову их адреса, – предостерег Клинков.
– Молчи, Клинков. А вы надеетесь, что родители смогут поддержать вас, когда вы уйдете от мужа?
– Я думаю… да. Нужно только им написать.
Подходцев, как всегда, оказался самым деловым.
– Тогда дело просто. У вас сейчас нет денег, и у нас их мало. Значит, заемная операция проваливается. Но у нас на троих есть две комнаты – недопустимая роскошь! До получения ответа от ваших почтенных родителей оставайтесь жить у нас, поселяйтесь в маленькой комнате, а мы осядем втроем в этой, – Громов будет спать на диване.
Тут же Подходцев почувствовал, что кто-то под столом схватил и пожал его руку.
Так как руки Марьи Николаевны и Клинкова были на столе, то Подходцев сказал Громову:
– А-а, здравствуйте, как поживаете! Громов! Может быть, ты имеешь что-нибудь против этого?
– Нет… я с удовольствием, – пролепетал покрасневший Громов.
– А вы, Марья Николаевна?
– Но я… вас стесню…
– Тссс! В этой квартире праздные разговоры не в ходу. Значит – решено!
– Я вам не все сказала, – нерешительно пролепетала Марья Николаевна, опустив глаза на стакан, который она протирала полотенцем. – У меня есть дочь. Я без нее не могу… Я ее так люблю… А он не отдает ее мне.
– Сколько ей лет? – спросил деловой Подходцев.
– Четыре года.
– Только-то? Так мы ее отберем от отца – вот и все.
– Он не отдаст, – пролепетала Марья Николаевна, машинально утирая полотенцем слезинку с ресницы.
– Нам?! – ахнул Подходцев. – Нет, видно, вы нас еще мало знаете. Он сейчас дома, муж ваш?
– Дома…
– Громов, пойдем к нему!
– Я, конечно, пойду, – сказал Громов, опасливо поглядывая на Клинкова, – только…
– Что – только?
Громов отвел Подходцева в сторону и шепнул ему:
– Клинков…
– Что Клинков?
– Ты ведь знаешь, какой он ловелас и нахал в отношении женщин…
– Да тебе-то что?.. Не маленькая ведь она…
– Я понимаю, но…
– Громов!
– Что Громов? Ну что – Громов?
– Ой, Громов… Боюсь я, что ты в этом деле плохо кончишь…
– Ну, ладно, ладно… Начал уже! – сконфузился Громов. – Пойдем, я ведь ничего не говорю.
– Марья Николаевна, – обратился Подходцев к гостье. – Мы уходим по вашему делу. Предупреждаю, что Клинков, который остается с вами, будет унижать нас и ловеласничать с вами. Он толст, лжив и глуп. Остальное – ваше дело; смотрите сами.

– Вы – Максим Петрович Кандыбов? – сказал Подходцев, без приглашения проходя в гостиную. За ним бесстрашно шагал маленький, но исполненный решимости Громов.
– Я. А, собственно, в чем дело?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40