– Вы извините, господин Громов, – сказал он с присущей ему благородной простотой, – извините, что обеспокою вас просьбой, но у меня нет на дорогу денег. Будьте добры одолжить мне 25 рублей, а я по приезде на место тотчас же вам их вышлю. Пожалуйста, выручите меня в последний раз.
– Пожалуйста, – холодно отвечал Громов. – Только зачем же высылать: вы ведь знаете прекрасно, что я вам должен больше.
– О, нет! Это были дружеские одолжения, которые не в счет. Мы перепутывались, как могли, не считаясь с этим. При существующем же положении многое из того, что было раньше – неудобно.
– Как хотите, как хотите, – расшаркался Громов.
– Очень вам благодарен за одолжение, – с достоинством поклонился Клинков и, выдвинув из угла свой чемодан, принялся укладываться.
Полуодетые Громов и Подходцев сидели на кроватях и мрачно наблюдали за пыхтящим Клинковым.
– Виноват, – деликатно сказал Клинков, роясь в белье. – Это, кажется, ваши платки. А этот галстук – ваш. Будьте добры получить их. Мне бы не хотелось огорчить вас отсутствием ваших любимых вещей.
– Говорит, как какой-нибудь дохлый маркиз средних веков, – проворчал Подходцев. – Терпеть не могу этих штук.
– Ну, что делать, – ласково кивнул головой Клинков. – Последний раз… потерпите.
После долгого молчания Громов спросил:
– Когда ж ты вернешься?
– О, я, право, не знаю. Дядя уже давно зовет меня за границу. Вероятно, поживем годик в Швейцарии, а потом переедем еще куда-нибудь… Ну, вот и готово! Прощайте, господа! Желаю вам жить весело и чтобы жизнь вас не трепала особенно больно.
– Ключи на комоде, пишите, – сострил Подходцев с таким, однако, видом, будто выполнил тяжелую, весьма кислого вкуса обязанность. – До свиданья, Клинище. Не поминай лихом.
– О, нет, зачем же. Пусть все дурное постепенно выветривается и останутся только хорошие, как старое крепкое вино, дружеские воспоминания об наших утехах и забавах.
– Завтра, кажется, есть лучший поезд, – осторожно заметил Громов.
– Нет, все равно. Спасибо. Я уж пойду.
Вышли на улицу гуськом: впереди Клинков, пыхтя под тяжестью чемодана, за ним Подходцев, с двумя картонками в руках, а сзади Громов, несший как последнюю дань дружбы крохотную клинковскую коробочку из-под духов, наполненную запонками…
Клинков уселся на извозчика.
– Ну, всего вам хорошего, друзья!
– Прощай, прощай, – неуверенно бормотал Подходцев, похлопывая рукой по крылу пролетки. – Ну, кланяйся там дяде, как вообще… полагается.
А когда пролетка тронулась, он пошутил в последний раз: схватил могучей рукой колесо и придержал экипаж.
Почуяв толчок, Клинков обернулся последний раз, погрозил с печальной шутливостью пальцем и – уехал.

Глава 16.
Атмосфера очистилась

Вернулись в комнату. Снова улеглись на кроватях. Долго поглядывали в потолок, будто ища нужных слов.
– Вот и уехал наш Клинков.
– Да… Как-то неожиданно. Я совсем не думал. Положим, в последнее время он сделался совершенно невыносимым, правда?
– Ну, мы тоже фрукты хорошие! – с внезапным приливом самообличения рявкнул Подходцев. – Тоже и с нами жить не мед.
– Любил покойничек чистоту, – уныло улыбнулся Громов. – Гляди: даже то место, где стоял его чемодан, выделяется этаким аппетитным свежевыкрашенным квадратом!
– Да… А как он любил покушать. Бывало, когда ни спросишь: «Клиночек, хочешь пожевать чего-нибудь?» Всегда приходил в восторг.
– А помнишь эту девицу, с которой мы Пасху встречали. Такую штуку только и мог выкинуть Клинков.
– А как он ловко себя вел, когда мы у Харченки под покойничка субсидию брали.
– Свинья этот Харченко, – вставил Громов. – Не сравнить его с Клинковым.
– Еще бы! У Клинкова была какая-то благородная простота в обращении. Ты заметил?
– Мало, что простота. Он был всегда ровен и покладист, чего нам с тобой недостает.
– Потому-то ты его и выжил, – ехидно вставил Подходцев.
– Я? Я его выжил? Ну, это знаешь ли – свинство! Сам же обидел его дядю, ругал Клинкова, провел параллель между ним и мясорубкой…
– Врешь ты все, – возразил Подходцев. – Вот Клинков бы не врал. Он был такой правдивый.
– Поди-ка поймай его, правдивого Клинкова. Катит он теперь в вагоне и думает о нас очень плохо.
– Ну, он еще не уехал, вероятно. До поезда сорок минут.
– Едва ли теперь уж вернешь его.
– А почему? Я думаю, успеть можно.
– Попробуй-ка. Я ему, признаться, все деньги отдал. Нет даже на извозчика.
– Пустяки! У нас есть запечатанная бутылка водки и перочинный ножик. Я думаю, извозчик возьмет это вместо денег.
– Так ты бы еще больше возился!! Сидит – размазывает… Заворачивай водку в бумагу – едем.
– Шляпа!! Где моя шляпа?! Вечно ты ее куда-нибудь засунешь!

Извозчик согласился на странную комбинацию с водкой и ножом только тогда, когда попробовал – не вода ли в бутылке.
Извозчик, подгоняемый воплями и стонами двух друзей, летел как вихрь…
Оба друга, как камни, свалились с пролетки и помчались на перрон.
– Что, поезд на Киев еще не ушел? – подлетел Подходцев к начальнику станции.
– Две минуты тому назад ушел.
Подходцев вспылил:
– И черт вас знает, куда вы так всегда торопитесь?! Вам бы только крушения устраивать.
Разочарованные, опечаленные, оба друга с опущенными головами побрели в буфет.
– Выжили человека… Добились…
– Да уж… Скотами были, скотами и останемся. Не могли уберечь эту кристальную душу.
– Слушай! – закричал вдруг Подходцев. – Вот она!!
– Кто?
– Кристальная душа-то! Пожарскую котлету лопает.
Действительно, за буфетным столиком сидел путешественник Клинков и с аппетитом ел вторую порцию котлет.
Подходцев подошел к нему сзади, нежно поцеловал его в крохотную лысину и сказал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40